— Ты его не знаешь, он приезжал сюда на каникулы к бабушке.

— Пойдемте домой, — попросил Роберт Купер и посмотрел на нас с Фрэнсисом с надеждой. Он был самый низкий в классе и стоял на физкультуре последним. К тому же, часто болел и много пропускал занятия. Но голова у него соображала, что надо.

— Нет! — сказал Фрэнсис твердым голосом. — Мы пойдем туда и все проверим. Готов поспорить на сто пинков под зад, там что-то есть.

— Заметано! — сказал я и смачно сплюнул на ладонь, а затем протянул ее Фрэнсису, тот сделал то же самое, и мы насколько хватало детской силы стиснули их в рукопожатие.

— А ну-ка разбей! —приказал Фрэнсис Роберту.

Тот с явным смущением и отвращением на лице никак не решался к нам подойти. Он стоял и переминался с ноги на ногу, поднимая дорожную пыль, будто хотел по-маленькому. Его правый носок скрутился на ноге и стал ниже, чем левый.

— Не будь ты таким трусишкой, — сказал Фрэнсис. — Иначе тебе никогда не стать военным. Они таких глупостей не боятся.

— Ничего я не боюсь, — буркнул Роберт и ударил ладонью в середину наших рук.

До холма было пол часа ходьбы. Фрэнсис еще утром все продумал, не говоря нам ни слова и набил портфель соком и картофельными чипсами. Он так делал всегда, как что-то выдумает, ни за что не отвертишься. Иначе, Роберт успевал придумывать заранее кучу причин чтобы слинять.

Но Фрэнсис не зря пропадал целыми днями на работе у матери. Он неплохо научился играть в карты и знал много разных историй. В доме престарелых он слыл любимчиком среди постояльцев. В основном там были бывшие госслужащие, которые за всю жизнь кроме геморроя и других болезней не успели никого завести и доживали свой век в одиночестве.

А по части выдумок он поднатаскался у своего старшего брата. Ты мог его помнить, парень. Николас Эйверитт. Он служил во Вьетнаме и вернулся, потеряв ногу и веру в будущее. Фрэнсис ужасно гордился братом.

Пробираясь через сухие заросли почти на четвереньках, нам наконец удалось оседлать вершину холма. Сверху, все по-другому. Земля под ногами проваливалась и была мокрой как после дождя, отчего я тут же испачкал свои кроссовки. За что мне кстати потом здорово влетело.

Несмотря на сухой жаркий день, поднялся холодный и пронизывающий ветер.

Фрэнсис тогда еще подметил, что там, где живут неупокоенные души мертвых, с погодой всегда что-то не так. Словно мы оказались за сотни миль от города.

Невысокий решетчатый забор, который, кстати, не виден снизу, преградил нам путь. Никто из нас не осмелился перелезть через него из-за острых кусков проволоки, неаккуратно обкусанных чем-то вроде кусачек и торчащих из забора так, будто старый лысеющий еж.

— А твой друг не сказал, как он перебрался через забор? Может он умеет летать… или нет… он призрак?

Фрэнсис встал как вкопанный, такого поворота он и сам не ожидал. Но это длилось не дольше, чем пару секунд. Выдумывал он быстро и складно.

— В заборе есть дырка… но только где, я не совсем понял. Так что нам…, — он посмотрел в разные стороны, — … туда!

И уверенным шагом, не обращая внимание на грязь, все больше и больше налипающую на его новенькие кроссовки как снежный ком для лепки снеговика, направился вдоль ограждения.

— Погоди-ка, — сказал я Роберту. — Подождем, пока он обойдет вокруг. Нам не придется за ним тащиться, а он наконец признается, что соврал.

Роберт засиял от радости. Мы достали из рюкзака Фрэнсиса по пачке чипсов и принялись лопать, запивая содовой. Подъем по холму знатно разгулял в наших детских телах аппетит.

Мы уселись на бетонный бордюр прямо под ограждением. Больница была совсем рядом с нами. На удивление, в окнах все еще сохранились стекла, а на входной двери висел здоровенный замок. Такие вешают в сарае чтобы запереть скотину. Я заметил, что дорожка ко входу вычищена, а желтые листья аккуратно сложены в кучу и хотел сказать об этом Роберту, но тот перебил мои мысли.

— Ты слышал, что пропал Пол Гетти?

Он набил рот картофельными чипсами и крошки летели во все стороны.

— Что? — переспросил я, хотя все прекрасно понял и так. Мы часто подшучивали над Робертом, но это были те невинные шутки, что не оставляют след. Он все понимал, как я и говорил, он был очень уж сообразительным. И только слегка улыбался.

И сейчас он понял, что я хочу еще раз посмотреть, как он пытается говорить с набитым ртом. И подыграл мне. Ему нравилось быть частью нашей компании.

— Кто такой, этот Пол Гетти? Какая-то большая шишка?

Роберта никогда не интересовало ничего провинциального. Если он говорил о людях, то только о знаменитостях и богачах, а если дело доходило до его самого, то тут уж он пускался в такие бредовые фантазии, что Фрэнсис в сравнении с ним становился скромным сказителем.

Когда, однажды, на него накричала наша преподавательница, он заявил, что обязательно станет директором средней школы Уэллстона и уволит старую дуру. А когда по радио передали, что советская подлодка протаранила американскую субмарину, то объявил нам гордо, что наконец нашел свое призвание и как только ему стукнет тридцать пять, непременно станет президентом.

— Еще какая! — с гордостью заявил Роберт, словно этот Пол Гетти был его братом-близнецом. – Это же внук, самого крупного нефтяного магната в Америке.

— И что с того! — ответил я. — На свете каждый день, кто-то да пропадает. Что нам из-за этого и не жить вовсе?

Роберт посмотрел на меня так, словно я только что унизил его мать.

— Что с того? — удивился он. — Этот парень в свои шестнадцать лет имеет все, о чем только пожелает мальчик его возраста. А какие-то бандиты похитили его прямо посреди Рима и требуют за это семнадцать миллионов!

Я присвистнул.

– Недурно. Бьюсь об заклад, что это дело рук итальянской мафии, Коза Ностра. Может он уже и не жилец, — добавил я для пущего страха. — Слыхал, про бетонную