— Да там с добрых десяток пролетов. И никаких дверей. Похоже дело дрянь.

Ему еще не хватало очков для пущей важности, но выглядел он в этот момент таким довольным. Любил он это дело. Всегда и везде быть первым.

Тогда я вспомнил чему нас учили в школе, при пожаре необходимо воздержаться от пользования лифта и использовать лестницу запасного выхода. Стало быть, это и есть тот самый выход.

— Ну что, — спросил я у Роберта, — не сдрейфишь?

Тот сжал губы, будто набрал воздуха, отчего кожа вокруг рта побелела и замотал головой в стороны.

— Вот и правильно! — сказал Фрэнсис и сделал шаг вниз.

Не буду рассказывать весь наш путь. Слишком долго и нудно. Мы раз десять останавливались, из-за духоты, и столько же раз подумывали, а не вернуться ли нам обратно. Но лишь задрав голову вверх, эта идея улетучивалась сама собой, и мы двигались дальше.

— Все! — выдохнул Роберт и сел на ступеньку. — Дальше идите без меня.

Фрэнсис направил яркий луч света прямо ему в глаза, отчего он зажмурился. Лицо Роберта отдавало нездоровой бледностью и сам он выглядел так, будто сейчас хлопнется в обморок.

— Когда Николасу оторвало ногу от минометного снаряда, то он перетянул бедро и продолжил ползти. Оружие он потерял при взрыве и все, что было под рукой это его собственная оторванная нога. Тогда он взял ее в руки и принялся расчищать ей путь. Он прополз так добрых десять миль, пока не наткнулся на своих. А тебе, черт возьми, нужно сделать еще два шага!

В этот момент мне хотелось до ужаса смеяться, но я сдерживался и старался держаться в тени, чтобы Роберт ничего не заметил.

— Никто не может ползти с оторванной ногой, — произнес в ответ Роберт спокойно. — Ты всегда выдумываешь эти истории, чтобы я велся на твои безумные похождения.

— И пока это работает, — признался Фрэнсис с улыбкой и открыл дверь, приглашая нас войти.

Мистер Рассел сделал паузу, словно для того, чтобы набрать побольше воздуха. Во рту у него пересохло и он потянулся за банкой пива.

— Что там дальше? — спросил Джонни.

Отец не спеша дернул за кольцо и послышался знакомый звук: п-ш-ш-ш! Он звучал в день, раз по десять-пятнадцать. Затем, поднял палец вверх и сделал добрый глоток. Подавив отрыжку, он проговорил:

— Сейчас как говорится, не для протокола. То, что я расскажу не должен знать никто.

— Заметано, или как вы там говорили в детстве, — ответил Джонни.

Сейчас, он согласен на что угодно, лишь бы отец не замолчал. Нутро подсказывало, что это того стоит.

Отец поставил пиво на стол и принял прежнюю позу.

— Ты думаешь, нам стоит идти дальше? —спросил я Фрэнсиса серьезно. В тот момент мне показалось, что я услышал какой-то звук.

Фрэнсис выключил фонарь и держась за стену, медленно двинулся дальше.

Мы с Робертом проделали то же самое. Никто из нас больше не проронил ни слова до самого конца коридора.

Особенно мне запомнился вот этот знак. Он повторялся через каждые фут и в некоторых местах на стене их было сразу несколько.

Мужчина провел по спинке дивана вырисовывая что-то.

— Не пойдет… подожди… парень, давай я лучше нарисую. У тебя нет с собой ручки?

Джонни пулей сгонял за всем необходимым.

— Вот.

Отец аккуратно, стараясь сильно не нажимать на ручку, дабы не проткнуть бумагу выводил небольшой символ.

— Немного коряво… но в целом именно такой он и был.

— Ты уверен? — спросил Джонни, когда взглянул на рисунок.

— Конечно, память у меня отличная. А что?

— Ничего-ничего. И что дальше?

Он хотел выпрыгнуть из собственных брюк, но усилием воли заставлял себя продолжать сидеть и глядеть на отца скучающим взглядом. Хотя и понимал, что тот уже обо всем догадался.

— В конце коридора виднелась дверь, какие обычно ставят в операционных, они еще открываются с двух сторон. Со стеклами, густо измазанными какой-то жидкостью, может жир, точно не знаю. Но не это главное. За ней слышался женский голос.

Возможно, когда я состарюсь и память меня начнет подводить я перестану помнить, как звали мою жену, возможно я перестану узнавать и тебя, но единственное, что я никогда не забуду, это то, что я увидел. Мне порой кажется, что она преследует меня и сейчас, сквозь эти кирпичные стены и несколько миль вверх по холму. Парень, ты даже не представляешь, как я испугался в тот день. Ничто в мире не заставит меня боятся. Ее смех словно доходил до ушей оставляя глубокие порезы. В то же время он казался приятным и действовал как успокоительное. Пожалуй, самый приятный из тех, что я слышал.

Она смеялась. Мы стояли возле двери как вкопанные, боясь пошевельнуться. Я видел зрачки Фрэнсиса, они с бешеной скоростью бегали в разные стороны. Как он ни старался, ему не удавалось держать себя в руках. Я уже не говорю о том, что все-таки нам было по двенадцать и мы верили в монстров и призраков, как любой мальчишка этого возраста.

А потом она позвала меня по имени.

Мужчина замолчал и отвернулся. Лишь на мгновение, Джонни заметил, что его нижняя губа заходила ходуном.

— Но не это самое страшное.

Рассел старший, не поворачивая головы, взял банку и приставив к губам, долго и упорно высасывал содержимое. Когда она опустела наполовину, он отставил ее в сторону, несколько разочаровано, словно все это время она прятала его от неприятных воспоминаний. Но все же решил продолжить.

— Несмотря на темноту, мне удалось ее рассмотреть… через отверстие между дверьми.

Джонни внимательно следил за отцом. Он ждал, когда наконец тот скажет, что пошутил или что-то в этом роде, но тот с серьезным видом глядел на стол. Или сквозь него, потому как глаза горели неестественным блеском, придавая мужчине безумный вид. Он говорил совершенно серьезно, понял Джонни.

— И что ты увидел?

— Она лежала полностью обнаженная… большие упругие груди, впалый живот, округлые бедра с заметной светлой растительностью между ног и… черные дыры вместо глаз…

— Ты же знаешь, что Хэллоуин