и через него. Откуда наша азбука? Наша книжность? Наша архитектура? Наша словесность? Кто помог выстоять и сохранить идентичность за три века монгольского ига? На Куликовом поле реяли алые стяги Донского с ликом Спасителя. Благословил на брань Донского преподобный Сергий. За русскую честь бились с врагом перед строем не кто-нибудь, а иноки Ослябя и Пересвет. Минин, Пожарский, вдохновлённые святым Гермогеном, всё делали во имя Христово. Перед Бородинской битвой войско обносили Смоленской иконой Богоматери. Православные батюшки окормляли войско и сами шли с крестом впереди. Сталин недаром открывал храмы, провёл архиерейский собор и разрешил патриаршество, ибо знал, где черпать духовную силу народа.

– А Комсомольск-на-Амуре семинаристы строили во главе с архиереями? И Магнитку, Кузбасс – тоже они? – возразил ему Иван. – У Жукова с Коневым начальники штабов были, может быть, архимандриты? А бойцов в атаку поднимали попы или всё же политруки? Сталин же лишь привлёк дополнительные силы верующей части народа, причём не определяющие Победу. Это ничуть не значит, что Сталин верил в божьи силы больше, чем в солдат. В тяжёлые времена Золотой Орды церковь не столько звала народ на сопротивление, сколько смиряла его. Иначе бы ордынцы вырезали всех священников, а так – благоволили им.

Наша книжность? Русь отстала от Европы на столетия в написании и чтении именно художественной литературы. Молитвенники – это культура? А что Лев Толстой писал о церковниках? Напомнить? Первый университет открылся также на столетия позднее, чем в Европе. Архитектура? Церкви – да, но вокруг десятилетиями стояли деревянные гнилушки народа! Иноки Ослябя и Пересвет – да, молодцы, но успех сражения решили тысячи простых мужиков, а не они двое. Смоленская икона Богоматери? Да, обносили, но успех сражения решила не икона, а пушки и храбрость солдат.

Минин и Пожарский всё делали не «во имя Христово», а во имя спасения Родины. Те же поляки были вообще-то христиане, только католики. Немцы Гитлера шли на нас с надписью на бляхах «С нами Бог». Как звать их Бога? Да так же – Христос. И немцы-крестоносцы шли на Русь с именем Христа, а не какого-нибудь другого бога. Так что государственность и культура России созидались не одним православием, а прежде всего тяжким трудом народа. Попы же в массе своей ловко сели на шею народа. Да ты почитай хотя бы русские пословицы о попах! Мои прадед и дед за сто лет кузнечного ремесла одних плотницких топоров сковали тысяч пятьдесят и если вспоминали Бога и Божью Матерь, то разве лишь когда молотком по пальцу попадали от усталости.

– Минин, Пожарский, Суворов не отделяли Отечество от православной веры. Суворов говорил: «Мы русские, с нами Бог!» И всюду возил за собой походную церковь. Тысячу лет русские воины и полководцы сражались за веру, царя и Отечество. На Куликовом поле тысячи мужиков сражались под стягом Спасителя, осеняя себя крестным знаменем!

– Победы Суворова были обеспечены уж точно не наличием походной церкви, а боевой подготовкой, храбростью солдат и умелым командованием, – ответил ему Потёмкин. – Так же и на Куликовом поле – не крестным знамением, а стойкостью, умением и смелостью русских воинов. Во время Русско-японской войны в войска иконы везли чуть ли не вагонами – здорово помогли? Лучше бы тогда занимались боевой подготовкой, чем молебнами!

Расстались они тогда с взаимной неприязнью. Иван долго думал: «Как же ты с таким мировоззрением долгие годы преподавал студентам научный атеизм? Да ещё и диссертацию защитил!»

Домой из деревни Потёмкин добрался без приключений, под вечер. Ленка вела себя как ни в чём не бывало – так же стала ластиться: «Ну что ты у меня такой ревнивый? Я же тебя не ревную к разным там медичкам!»

На следующий день, когда Иван стоял у чапка и пил пиво, рядом остановился милицейский уазик. Вышел тот самый капитан, который не дал ему сжечь цыгана-наркоторговца.

– Поговорить бы надо, – сказал капитан.

Сели на заднее сиденье уазика.

– Меня Олегом звать, – представился капитан, – я здесь старший участковый. Мужик, я вижу, ты нормальный… В общем, может быть, подумаешь к нам в милицию перейти служить? Я ведь тоже армеец бывший, из артиллерии, после девяносто первого года пришёл сюда.

– Я вообще-то в армии служу, и мне там нравится. Да и через два дня в командировку ехать. Догадываетесь куда? Да и дел ваших, специфики то есть, не знаю…

– Да какая у нас здесь специфика… Главное, порядок надо наводить. Ты же видишь, куда страна катится.

– Да, бардака хватает… – ответил Иван.

– Вот именно, бардака хватает, и мужики, сильные да честные, нам позарез нужны. Хочешь, покажу тебе, чем Россия живёт? Есть у тебя сейчас время? Давай покатаемся, посмотришь, как мы здесь воюем.

Время у Потёмкина было.

– Ну, давай, показывай…

Капитан завёл машину. Только захлопнулась дверь, как заговорила милицейская рация: «У пикета на площади Революции груз…»

– «Груз» – это по-нашему значит пьяный валяется. Ну что тебе показать? – спросил капитан. – Есть семьи, где из троих детей, например, двое сидят. Во всех притонах давно коммунизм: никаких замков. Приходи кто хочешь, всё общее. Вот здесь притон, – показал Олег на окна с давно не мытыми стёклами в одном из домов. – Здесь тоже. Но вряд ли там сейчас кто-то есть: на улице потеплело…

Остановились в одном из переулков неподалёку от автостанции. Во дворе на столике играли в карты девчонка лет одиннадцати-двенадцати, размалёванная как малайская проститутка, и двое такого же возраста мальчишек.

– А где дядя Серёжа? Дома? – спросил их капитан милиции.

– Нет, он пустые бутылки пошёл искать, – ответил кто-то из ребят.

На лавочке у дома сидела колоритная старуха в драной шубе и с разной давностью синяками на испитом лице. Вместе с ней была бледненькая девочка лет пяти с куском белого хлеба в ручонке.

– Пошли, Иван, покажу, как живёт эта женщина, – пригласил капитан Потёмкина.

Дверь в квартиру этой старухи была давно выбита с петель и пробита насквозь каким-то тараном, не иначе бревном.

Зашли в комнату.

– Да, абсолютно чёрных потолков мне видеть ещё не приходилось… – удивился Потёмкин.

– Это у неё сегодня ещё порядок, – прокомментировал обстановку в комнате милиционер. – На кухне здесь мак отваривают.

Невозможно было поверить, что в этой насквозь провонявшей квартире с оборванными обоями и каким-то тряпьём вместо постелей живёт женщина.

– У неё в гостях вся улица бывает, – охотно рассказала Потёмкину выглянувшая из соседней квартиры женщина-соседка. – Самой ей тридцать три года всего, это на вид все семьдесят.

– Оксане, дочке её, она сейчас под следствием, пятнадцать, – добавил Олег. – Сыну двенадцать, тоже под следствием.

– А за что эта Оксана под следствием? – спросил Потёмкин.

– Ворует. Недавно вот плащ у соседки украла.

– Учится или работает?

– Зачем ей учиться, она уже всё знает, – ответила соседка.

Светлана – так, оказывается, звали существо в драной шубе – делиться впечатлениями своей весёлой жизни была не в настроении и гордо ушла к пивному киоску.

– Поехали дальше, – предложил Олег.

Метров через двести остановились у полуразвалившегося домика.

– Здесь живёт весёлая молодуха по имени Тамарка. Стёкла в окнах её «квартеры», как видишь, выбиты.

– Это её друзья-товарищи, – охотно стала рассказывать старушка-соседка. – Кто освободится, все сюда. Каждый день праздник. Вот сегодня её что-то не видать. Не за пивом ли ушла… Мужа нет, сын в армии, вот она и гуляет – дым коромыслом. Вчера вам надо было сюда приехать: картина была – лучше всякого кино.

– Поехали дальше, – предложил Олег. – Тоже недалеко.

Ещё одна