открыл слуга-китаец, который предложил следовать за ним в кабинет хозяйки.

По дороге я осмотрелся – в интерьере было и впрямь много восточного, что свидетельствовало о серьезности увлечения Рэнфорда. Все то же резное дерево, бамбуковые ширмы, статуэтки различных божеств и рисунки с иероглифами. На этом фоне меня приятно удивил кабинет миссис Рэнфорд, представляющий собой просторную современную комнату с книжными стеллажами, широким письменным столом и несколькими акварелями на стенах. На акварелях были изображены цветы, несколько со вкусом составленных свежих букетов стояли в вазах. Как выяснилось, миссис Рэнфорд не имела привычки заставлять своих гостей ждать. Когда я вошел, она встала из-за стола и двинулась мне навстречу.

Солнце светило сквозь французские окна мне прямо в глаза, поэтому вначале я увидел лишь силуэт миниатюрной женщины с темными волосами, одетой во что-то напоминающее традиционный китайский наряд. Затем она подошла поближе и я понял, что это какое-то невероятно модное черное платье с высоким воротом, а в волосах щедро серебрится седина, которую хозяйка и не думает скрывать. А еще я увидел, что она была азиаткой.

– Миссис Рэнфорд? Я Дуглас Стин.

– Добрый день, я Жюстин Рэнфорд. Давайте присядем. Не желаете ли чаю? У нас есть индийский, китайский и зеленый молочный улун.

Я согласился на зеленый, потому что не слишком любил чай, а вкус зеленого меня наименее раздражал.

– Какая интересная фамилия у вашего партнера – Бальтазар, – сказала миссис Рэнфорд, вертя в руках мою карточку, пока слуга разливал чай по чашечкам из полупрозрачного фарфора.

– Это не он, а она. Моя партнерша Александра Бальтазар, – неожиданно я рассмеялся.

– Что тут такого забавного? – Жюстин Рэнфорд подняла сразу обе изящные брови.

– Просто ваше имя мне кое-что напомнило. Вы читали Лоуренса Даррела?

– Нет, кто это?

– Британский автор. Меня с его творчеством познакомил один приятель. Он написал книги о времени Второй мировой войны в Египте, о разных героях, сталкивающихся друг с другом в Александрии. Необычайно захватывающая история. Первая книга называется «Жюстин». А вторая – «Бальтазар»21. Забавное совпадение, вот и все.

– А есть еще и третья?

– Да, «Маунтолив22». Я слышал, он уже написал четвертую, являющуюся завершением всего цикла, но, по-моему, в США ее еще не напечатали.

– Вы довольно необычный человек, мистер Стин. Частный детектив, любящий книги. Теперь, когда мы познакомились, я понимаю, почему Уоррен так вами восхищался.

Настала моя очередь изумляться.

– Что вы говорите? Уоррен восхищался мной?!

– Да, мы довольно много говорили о его семье и, в частности, о вас. Он говорил, что всегда завидовал вашей способности не прогибаться под грузом обстоятельств. Что вы легко расстаетесь с безопасностью ради свободы. Он сам считал, что сделал много ошибок, из-за которых теперь все чаще чувствует себя, как в ловушке.

– Мне кажется, вы что-то придумываете. Уоррен всегда был самым раскованным из нас, умел получать от жизни удовольствие. После колледжа сразу нашел себе хорошую работу по душе.

– Вы ошибаетесь, – Жюстин Рэнфорд мягко положила свою маленькую руку с фарфоровыми ногтями мне на колено. – Уоррен никогда не хотел заниматься рекламой. Просто подвернулось хорошее месте по знакомству, а потом он встретил симпатичную дочь владельца фирмы.

– Откуда вы все это знаете?

– Мне рассказал сам Уоррен. Мы проводили довольно много времени вместе. Сидели здесь, а чаще в моей оранжерее, пили чай и беседовали. Мы стали хорошими друзьями. Я знаю, о нашем общении ходили какие-то слухи. Никто в наше время не верит, что мужчина и женщина могут часами разговаривать просто потому, что им комфортно друг с другом. Меня эти слухи не интересовали, Уоррена тоже. Вернон, мой муж, знал, что между нами нет… никакой сексуальной или романтической связи. Не могу сказать, что он одобрял мою тесную дружбу с Уорреном, но у него не было повода чинить препятствий. К тому же я почти все время провожу в одиночестве в этом доме, а Вернон часто отсутствует. Я так и не сумела завести настоящих подруг в Лос-Анджелесе, я не вожу машину, к тому же мне не очень хочется… выходить. Мне больше нравится проводить дни в саду среди своих теплиц или в оранжерее. Ну и Уоррен часто заезжал проведать меня, поговорить.

– Как началась эта дружба?

– Вы будете смеяться, но в какой-то момент вашего брата очень заинтересовало то, что я из Вьетнама. Я заметила, как вы были удивлены, увидев меня, но деликатно обошли эту тему. Уоррен мне рассказывал о странностях вашей семьи. Именно на этой почве мы поначалу и стали общаться с Уорреном. Он нашел какие-то старинные семейные документы, из которых следовало, что среди ваших предков были вьетнамцы.

– Неужели? Мне казалось, отец уничтожил все следы азиатского присутствия. И я не ожидал, что Уоррен заинтересуется этой историей.

– Вот видите. Ваш брат совсем не такой, каким вы его представляли. В какой-то момент он почувствовал пустоту в жизни. Захотел узнать больше о своей семье, о корнях. Он начал изучать семейные архивы, старые дневники, которые хранились на чердаке у вашего отца, и обнаружил, что ваш прадед путешествовал по Сиаму и Вьетнаму. Он пришел ко мне и попросил побольше рассказать о вьетнамской культуре. Это началось еще задолго до этих ужасных столкновений с коммунистами на юге23. Еще до женитьбы на Вайолет, когда ему казалось, что он сможет склеить свой неудавшийся брак и наладить отношения с дочерью, – Жюстин вздохнула. – Уоррен до сих пор продолжает надеяться, что, когда мы прогоним коммунистов, он сможет съездить во Вьетнам вместе с Пенни.

Миссис Рэнфорд сделала паузу, погрузившись в воспоминания, и добавила:

– С этого все и началось. Мы много говорили об истории Вьетнама. Уоррен даже начал учить язык, хотя это и очень трудно для американца.

Я едва не обжегся своим чаем. Если бы отец об этом узнал, он никогда бы больше не пустил брата на порог.

– А вы говорите по-вьетнамски?

– Да, и еще на паре диалектов. Мой отец был французом, а мать из вьетов из дельты Меконга. Она говорила на кхмерском и вьетнамском и научила меня. Я сама родилась в Индокитае. Там мы и познакомились с Верноном, когда он только начал служить при дипломатической миссии и был приглашен к нам на ужин. Вернон – единственный мужчина в моей жизни. Он рассказывал, что влюбился в меня с первого взгляда, когда увидел меня еще совсем молодой девушкой. Мне было тринадцать лет, как Джульетте. Конечно, времена уже были другими, так что ему пришлось ждать моего совершеннолетия, чтобы просить у отца моей руки.

– А