на втором этаже был такой же холл и такой же ковер. Слева расположился салон в густавианском стиле[6], но Турвальд повел нас не туда, а прямо через холл и большой зал на террасу, тянувшуюся вдоль всего заднего фасада. Выйдя на террасу, я в первую минуту не знала, на чем сосредоточить внимание.

Больше всего мне хотелось полюбоваться видом на озеро и волнообразный спуск к берегу. Слева виднелась крестьянская усадьба, очевидно принадлежавшая Гуннарсонам — красный домик, хлев и прочие пристройки и пестрые, желтые и зеленые полосы посевов. Дачу тети Отти отсюда не было видно, усадьбу Адели отделяла от нее полоска хвойного леса.

Малявку тут же поместили в тенистый угол, и я могла спокойно рассматривать Адель и ее гостей, которые принялись восклицать:

— Ой, до чего же прелестная крошка! Какие миленькие кудряшки!

— Поглядите, какие у нее забавные темные волосики!

— Агу! Агу! Агу! Ты умеешь смеяться? Сколько ей стукнуло? Месяца четыре?

Виви Анн показалась мне такой же некрасивой, как и накануне, но теперь она не выглядела злой троллихой, а была элегантной молодой дамой в зеленом льняном костюме. Йерк Лассас пригладил взъерошенные волосы, его тощую фигуру скрадывал просторный костюм. Он оказался на несколько сантиметров выше, чем я думала. Одна лишь Хедвиг выглядела в одежде хуже. Волосы, столь же неопределенно бурого цвета, как ее невыразительное платье, оказались жидкими и не прибавляли привлекательности ее широкому лицу.

Но доминировала в этой компании, разумеется, Адель Рен-ман. Она была капризна, как избалованный ребенок, привыкший к всеобщему вниманию. Первое, что мне бросилось в глаза, был ее возраст, явно не моложе шестидесяти пяти-семидесяти лет и лет на двадцать лет старше Хедвиг. Вероятно, в молодости она без сомнения слыла красавицей. Теперь же шея ее стала морщинистой, лицо напудрено и напомажено слишком сильно, а обрамляющие лицо крашеные локоны приобрели неестественный ядовитый оттенок. Однако фигура ее все еще стройная, маленькие руки сохранили красивую форму, профиль — изящество, выразительные глаза — цвет голубого фарфора. На ней было голубое платье китайского шелка. Она не переставая курила турецкие сигареты с фильтром.

Адель засыпала меня вопросами. Ясно было, что она любопытна и привыкла, чтобы люди тут же удовлетворяли ее любопытство.

— Вот как, так ваш муж историк? А моя дочь изучает историю искусств в университете, это ей очень нравится. Не правда ли, Виви Анн?

— Да, — без восторга ответила Виви Анн, — очень нравится.

— Хедвиг, милая, неси сюда напитки. Садитесь сюда, на диван. Йерк, тебе ни к чему помогать ей, она и сама отлично справится.

Однако я не удивилась, что тяжелый поднос с напитками принес Йерк. Этот долговязый странник явно не желал позволять местной повелительнице командовать собой.

Я отдала предпочтение «Тому Коллинзу», а Мета стала с удовольствием потягивать шоколад гляссе. Турвальд принялся смешивать для Адели ее любимый коктейль.

— И что в него входит? — полюбопытствовала я.

— Это мое собственное изобретение. Половина джина, несколько капель зеленого ликера, остальное — кока-кола. Не желаете ли попробовать, фру Буре?

Я решительно отказалась. Пить в пять часов вечера джин с кока-колой мне не показалось заманчивым.

Мы вели светскую беседу, болтали ни о чем, что и делают обычно незнакомые люди, пытающиеся поддерживать разговор.

Я узнала, что фру Ренман, Виви Анн и Хедвиг провели весну во Франции.

— Надо сказать, — заметила Адель, — что наше пребывание там было довольно тягостным, ведь вкусы у нас такие разные. Виви Анн почти все время торчала в Лувре, а когда возвращалась, то ныла, что хочет вернуться в Стокгольм, Хедвиг говорила, что ей больше всего хочется пожить в рыбацкой деревушке в Бретани, а я лучше всего чувствую себя на Ривьере. Там по крайней мере можно вкусно есть и пить, а также общаться с интересными людьми.

— И в результате все четыре месяца вы, разумеется, провели на Ривьере, — заметил Йерк.

Он сказал это спокойным тоном с видом столь невозмутимым, что его слова не прозвучали как оскорбление. Глаза неприятно пораженной Адели вспыхнули гневом. Я заметила, что Турвальд с трудом скрыл улыбку, а Виви Анн затаила дыхание. Хедвиг поспешно сказала:

— Интересно, как там путешествует наша тетя Отти.

И Мета помогла ей, спросив:

— Почему все называют ее тетей Отти? Ведь она никому из вас не родственница.

Хедвиг радостно ухватилась за новую тему разговора:

— Так уж повелось. Думаю, потому, что все ее любят. К ней в дом приходит тот, кому грустно, кому весело и тот, кому просто хочется выпить чашечку кофе.

— Она очень славная, — согласилась Виви Анн. — В Ронсте как-то пусто, когда ее здесь нет.

Адель Ренман по крайней мере с виду остыла и темпераментно помахивала сигаретой.

— Я никак не думала, что она все же уедет, ведь она слишком любит Ронсту, и ей нелегко расстаться с ней, хотя бы и ненадолго. Когда Отти в понедельник пришла ко мне попрощаться и выпить рюмочку со мной и Турвальдом, она до того нервничала, что выплеснула коктейль на мою только что выстиранную юбку и несла что-то несусветное… Несколько раз повторяла, чтобы я берегла себя, была осторожнее. В конце концов мне пришлось напомнить ей, что это она, а не я отправляется за границу в поисках приключений.

Я спросила, не знает ли кто-нибудь ее адрес в Испании. Но каждый из присутствующих покачал головой.

— Девятнадцатого она должна прибыть в Мадрид, — неуверенно сказала Хедвиг, — но в какой гостинице остановится, не знаю.

Адель тут же стала рассказывать, в каких плохих отелях ей приходилось останавливаться за границей, мы с Хедвиг вежливо, но без всякого интереса слушали ее. Турвальд болтал с Метой, Виви Анн снова надулась, а Йерк Лассас молча вертел худыми пальцами. Прием явно не удался, и верно, не потому, что этим людям нечего было сказать, а потому, что они по неизвестной мне причине не могли или не хотели говорить о том, что занимало их мысли. Но вот Малявка проснулась и заревела, это послужило сигналом к тому, что пора было расходиться, и все почувствовали облегчение.

Адель Ренман похлопала меня по руке и любезно сказала:

— В субботу у нас, как обычно, праздничный ужин с вареными раками[7], это стало уже традицией в нашей семье. Не желаете ли вы, фру Буре, прийти к нам вместе с супругом? И милую фрекен Мету мы, конечно, тоже приглашаем. Мы будем очень рады. Добро пожаловать в восемь часов. Будут только все присутствующие, да еще мой брат и невестка, с которыми вы, как я понимаю, еще не познакомились.