Георгий пошарил по карманам и нащупал пачку папирос, вытащил её и оторвал кончик картонки от пачки.

– Ты что, уже куришь? – округлила глаза Олеся.

– Как устроился на завод.

– И отец не ругает за это?

– Ругает. Но я теперь самостоятельно зарабатываю и курю со всеми рабочими в нашей бригаде. Только от мамы скрываю, что начал курить.

– Ну, ты даёшь! Ла-адно, не моё это дело. А карандаш у тебя есть?

– На-а, – протянул Георгий свой карандаш. – Пиши. Только разборчиво.

Олеся быстро вывела адрес Татьяны и подала клочок картонки Георгию.

– Ну а ты то, как сама? – спросил Олесю Георгий. – Поступаешь?

– Как и задумывала.

– В Педагогический?

– Да! Первый экзамен через неделю.

– Желаю тебе успешно сдать экзамены и поступить. – Георгий развернулся и зашагал в сторону своего дома. Он очень хотел побыстрее написать Татьяне и уже мысленно обдумывал текст письма. Но в итоге на него он потратил всё воскресенье.

Восемь раз Георгий переписывал письмо и когда ставил в нём последнюю точку, то тут же рвал его. Лида, видя мучения брата, вызвалась ему помочь.

Она сказала:

– Пиши так, чтобы Татьяна начала твоё письмо читать, а не выбросила бы его тут же. Что для этого надо? А вот что, дорогой… Ты должен в первых же строчках признать свою неправоту. Объясни, что из-за ангины не успел её проводить и напиши, что жить без неё ты не можешь. Э-эх, молодежь (Лида, как я отмечал, была на год и один месяц старше Георгия), всему то вас следует учить.

– Де-е-ети… – послышался голос из другой комнаты, где лежала мама.

– Что, мама? – откликнулся Георгий.

– Принесите воды, таблетку надо запить. Что-то мне сегодня нехорошо.

Екатерина Чудинова уже не вставала с постели второй месяц. Сразу как объявили о начале войны, у неё случился сердечный приступ и её ели выходили. На три дня её увозили в больницу, но, когда криз прошёл, тут же вернули домой. Впрочем, она после этого криза была очень слаба и не могла держаться на ногах, самое большее на что она была сейчас способна, это немного посидеть на кровати. И теперь кто-то из семьи обязательно должен был находиться с ней рядом. Лида и Георгий попеременно дежурили у постели матери, иногда их подменял отец.

Георгий принёс маме воды, поправил ей подушку и спросил:

– Что-то ещё хочешь?

– Где Марк?

– Отец пошёл к дяде Имангали. Им надо закончить одну работу к понедельнику. Со следующей недели наш завод почти полностью переходит на военные заказы, будем делать… – и тут Георгий осёкся, он вспомнил, что все работники завода дали подписку о неразглашении, охрану у них сменили на настоящую (теперь она поголовно состояла из НКВД-эшников), и им категорически запретили говорить о перепрофилировании завода даже родным и близким. А делать они должны были со следующей недели некоторые детали для гранат (кольца и ещё кое-что). – Впрочем, это не важно, – закончил, так и не договорив, Георгий и вышел на кухню.

Вскоре он принёс маме тарелку супа:

– На-а, мам, поешь. Я сейчас и хлеба нарежу и принесу.

Отец вернулся от Ишановых очень поздно. Лида им всем накрыла на кухне, и они почти в полном молчании поужинали. Только под конец ужина Марк Кириллович сказал:

– Завтра рано вставать, день будет трудным, так что нам следует выспаться. Как у тебя, дочка, всё хорошо? – обратился Марк Кириллович к Лиде.

– Я уже оформляюсь на заочное обучение, папа, – ответила Лида. – Я же понимаю, что с мамой кто-то должен находиться постоянно. Пока я буду заниматься переводом, с мамой посидит Роза, дочь дяди Имангали. Я с ней договорилась. У меня на переоформление документов уйдёт три-четыре дня.

Марк Кириллович положил руку на плечо дочери:

– Ты прости, Лидушка, что так вот приходиться поступать. Но у нас нет другого выхода. Кому-то же надо быть рядом с мамой. Мы с Георгием теперь будем работать на режимном предприятии, и иногда придётся там даже ночевать. На Механическом вводятся особые правила, и нам с Георгием теперь уже будет ни до ничего. Завод начнёт работать только для фронта.

– Я же всё понимаю, пап. Можешь не беспокоиться. У нас с мамой будет всё как надо. Я с неё не буду спускать глаз. – И Лида приблизилась к отцу и поцеловала его в небритую щёку.

***

Завод перешёл на работу в три смены. Фронту требовались гранаты. Рабочие вкалывали не жалея себя и иногда так уставали, что у них не было сил уходить домой и они спали в цеху. Георгий всё ждал весточки от Татьяны, но письмо от неё всё не приходило. Георгий уже не надеялся его получить, когда оно всё-таки пришло. Он раскрыл его и начал читать.

«Прости, что долго не отвечала. Время быстро летит, и я многое поняла и переосмыслила. Какие же мы глупые с тобой! Я дулась на тебя и сейчас понимаю, что так нельзя было поступать. Ты правильно сделал, что остался в Семипалатинске. Мама важнее. Кстати, как она? Олеся и моя мама мне написали, что Екатерина Петровна болеет. Крепись, ты теперь опора для своей мамы. Будь с ней рядом и поддерживай её. Только становясь старше, мы умнеем и понимаем, как важны для нас наши родители. Пусть они становятся беспомощными и старенькими, но они нам нужны, нужны как воздух.

Ну а у меня ты знаешь всё хорошо. Я осуществила свою мечту и, наконец-то, поступила в ГИТИС. Заметь, поступила с первого раза, хотя на семнадцать мест претендовало больше пятисот человек. Творческий конкурс я прошла блестяще! Вначале я хотела прочитать Шекспира, что-нибудь из «Ромео и Джульетты», но, когда увидела, как почти все абитуриенты почему-то останавливают свой выбор на нём, я решила прочитать что-нибудь другое, и всего за два дня начала готовить моего любимого Есенина. И сделала правильно! Все члены приёмной комиссии от моей читки были в восторге и дружно проголосовали «за». Так что я теперь буду учиться на актёрском факультете. Из Казахстана поступали ещё две девочки, одна из Чимкента, а другая из Павлодара. Вроде бы одна из них, как и я, прошла.

Я пока что не знаю, кто вести будет наш курс, но здесь замечательные педагоги. А ещё, представляешь, я здесь познакомилась с Утёсовым, Любовью Орловой и с некоторыми другими знаменитостями, потому что они посещают наш институт, а некоторые из них даже у нас преподают или иногда дают уроки мастерства. Утёсов так вообще оказался настоящей душкой.