от мамы. Она перевелась на заочное отделение, чтобы ухаживать за ней. Мы ведь с отцом всё время на заводе. Даже не каждое воскресенье можем вырваться домой.

В прихожей послышался шум и вскоре на кухне выросла грузная фигура Аркадия Семёновича. Отец Татьяны тоже за последнее время поблек. Виски у него засеребрились, седина появилась даже в его пышных буденовских усах.

– О-о-о, Гоша! – обрадовался он, увидев Георгия. – Молодец, что зашёл! А мы тут недавно с Ниной тебя вспоминали. Что-то ты перестал нас навещать.

– Да всё некогда, Аркадий Семёнович, – ответил Георгий. – У нас теперь на заводе особые порядки. Мы там и днюем, и ночуем.

– Ну, понятно. – Аркадий Семёнович подошёл к буфету и вытащил из него початую бутылку. – Давай-ка по чуть-чуть?

– Ну-у, Аркадий, – нахмурилась Нина Григорьевна, – Гоша же не пьёт! А у тебя- сердце!

– Ну, как знаете, а я за встречу выпью. – И Аркадий Семенович налил себе в стопку водки, залпом её выпил, занюхал хлебом, подошёл к окну, вытащил из кармана пачку «Беломора» и в затяг закурил, пустив колечки дыма в открытую форточку, затем обратился к Георгию:

– Ну, вот скажи, Гоша, почему мы до сих пор драпаем? Немец полстраны прошагал и стоит теперь под самой Москвой… Когда мы его погоним прочь?

– Скоро! Очень скоро это будет, Аркадий Семёнович! – уверенно ответил Георгий.

– Ну, дай то бог, дай то бог… – Аркадий Семёнович вновь затянулся, затем загасил папиросу и вернулся к столу, налил себе вторую стопку и её тоже залпом осушил: – Помнишь, мы с тобой не единожды спорили о том, что если случится война, то как она будет развиваться… Ты доказывал, что мы в два счёта немца уделаем, что мы сильнее намного, а я настаивал на том, что он крепкий орешек и воевать умеет, и ведь я оказался прав. А ещё я оказался ближе к истине и в том, что касалось того, а готовы ли мы к войне. Разумеется, мы к ней готовились, но времени нам не хватило. И вот сейчас, э-эх! – Аркадий Семёнович сокрушённо махнул рукой: – На поверку, к сожалению, именно я оказался и здесь прав… Но это ужасно, что я оказался пророком. Э-эх, сколько же нашего брата уже полегло! Миллионы! Миллионы свежих могил появились. Как представишь их, просто ужас охватывает! Сколько же народу загублено!

– Но мы всё-таки до сих пор держимся, Аркадий Семёнович! – возразил отцу Татьяны Георгий. – Никто и не думает сдаваться.

– Ну, да, – кивнул головой Аркадий Семенович. – Во-он, французики высокомерные нос после Компьена задирали, а в итоге проиграли же за несколько недель, и по их Елисейским полям немцы уже как хозяева разгуливают, а мы полгода держимся, только всё пятимся, пятимся и пятимся. Благо, есть ещё куда пятиться… Страна у нас большая! До Урала ещё далеко!

– Т-с-с-с… – зашипела на мужа Нина Григорьевна. – Ты что говоришь?!

– А что?! Я говорю то, что думаю, – произнёс в ответ Аркадий Семёнович. – И здесь все свои. Завтра вот опять пойду ругаться. Ну не берут на фронт, хоть ты убейся! А мне… мне, Гоша, невмоготу в тылу околачиваться! Мой младший брат, герой-танкист, погиб. Ты знаешь?

– Да.

– А сегодня утром встретил Николая, соседа нашего. Метлицкий через два дня уходит на фронт. Он вот всё-таки уходит, а я здесь, здесь, я зде-е-есь! – и Аркадий Семёнович со всего маха грохнул кулаком по столу.

Георгий ещё никогда не видел таким возбуждённым Аркадия Семёновича. А тот налил себе ещё водки и выпил уже третью стопку.

– Конечно, Метлицкий на четыре года меня младше, но у меня есть силы, на мне пахать и пахать, а на фронте столько безусых мальчишек сейчас гибнут… Больше десятка моих учеников сложили головы… – И Аркадий Семёнович от охватившего его отчаяния заплакал.

Он второй раз в жизни плакал. В первый раз, когда узнал о гибели младшего брата, которому он заменил отца и которого воспитывал с трёх лет, и сейчас он плакал во второй раз, у него просто окончательно сдали нервы.

Он ещё налил себе водки.

В итоге Нине Григорьевне и Георгию пришлось его на руках отнести в кровать. Нина Григорьевна извинилась перед Георгием, и он с тяжёлым чувством покинул их дом.

***

Самое критическое положение на фронте сложилось в октябре-ноябре 1941-го. Немцы реально могли прорваться к Москве, но Гитлер посчитал, что для него важнее завершить окружение Ленинграда и добиться окончательного успеха на Киевском направлении, и по его указанию 3-я и 2-я танковые армии были сняты с центрального фронта и переданы соответственно Группе армий «Север» и Группе армий «Юг».

Генерал-фельдмаршал Гейнц Гудериан позже в мемуарах напишет, что это был «Самый серьезный просчёт. Потому что время для взятия Москвы до наступления холодов и осенней распутицы было упущено».

Первый этап битвы за Москву, названной немцами, как «Операция Тайфун», начался 30 сентября 1941 года. По первоначальному плану «Барбаросса» Вермахт предполагал захватить Москву в течении четырёх месяцев ведения военных действий, но эти сроки сорвались из-за упорной обороны Красной Армией Смоленска, который она защищала до 10 сентября. Оборона этого города задержала продвижение Вермахта на восток на два месяца. Таким образом решительное наступление на столицу Советского Союза началось только 30 сентября.

6 сентября Главнокомандующий Вермахта Адольф Гитлер в своей Директиве №35 приказал разгромить части Красной Армии на Центральном участке фронта и захватить Москву. Немцы уже планировали провести парад на Красной площади. Замысел «Операции Тайфун» предусматривал мощными ударами крупных группировок, сосредоточенных в районах Духовщины (3-я танковая группа), Рославля (4-я танковая группа) и Шостки (2-я танковая группа), окружить основные силы Красной Армии, прикрывавшие столицу, и уничтожить их в районах Брянска и Вязьмы, а затем обойти Москву с севера и юга.

Для захвата столицы СССР Вермахт сосредоточил 78 дивизий (1 млн. 929 тысяч человек), 2 тысячи танков и САУ, 14 тысяч орудий и 780 самолетов. Защищать Москву предстояло 1 млн. 250 тысячам красноармейцев, которым придали тысячу танков, 10 тысяч орудий и 570 самолетов. В общем-то силы немцев превосходили силы обороняющихся, но не критически.

Начавшая наступление 30 сентября 2-я танковая группа Гудериана сразу добилась впечатляющих успехов. Уже 3 октября её части ворвались в Орёл, преодолев 200 километров без остановок. Когда немцы вошли в город, по его улицам ещё ходили трамваи и лежали ящики с не эвакуированным заводским оборудованием на привокзальной площади. Никто в городе не ожидал появление немецких танков.

В связи с глубоким прорывом противника 5 октября Брянскому фронту разрешено было отойти на вторую линию