Георгий проводил Лиду и закрыл за ней калитку, затем вернулся в дом и прошёл в комнату мамы. Она лежала с закрытыми глазами, и Георгий понял, что она спала. Тогда он решил сесть за свою последнюю картину. Георгий с месяц не мог никак эту картину закончить. Он развёл краски, поставил её деревянную основу на мольберт и стал наносить кисточками последние мазки. Он очень хотел закончить её именно сегодня, чтобы, наконец-то, показать маме, отцу и сестре. Екатерина Петровна любила всё, что было связано с Италией: неаполитанские песни, оперу, комедии Гальдони, живопись, природу Апеннинского полуострова, куда она мечтала всю жизнь съездить, но так и не осуществила эту заветную мечту, и поэтому Георгий в своей последней картине изображал не какой-нибудь природный уголок из окрестностей Семипалатинска, а солнечную далекую страну. В общем, эта картина посвящалась итальянским красотам. Однако эта картина создавалась не в классическом стиле, где обязательно присутствовало бы море, безоблачное небо или красивые полногрудые женщины в неглиже на фоне античных развалин, а рисовалось озеро, укрывавшееся в лесной чаще. По его водной спокойной глади плыли в лодке итальянцы, а над ними всеми, над лодкой с людьми, над озером и над чащей, возвышалась скала, которую увенчивал романтический заброшенный замок. Эту картину Георгий хотел повесить напротив маминой постели, чтобы она могла постоянно любоваться итальянским пейзажем в его исполнении, и что бы он её успокаивал и вдохновлял, а ещё помогал бы бороться с болезнью.

Между прочим, эта самая картина до сих пор хранится в нашей семье и висит у изголовья постели моей мамы и напоминает ей брата и Екатерину Петровну Чудинову.

Вот, наконец-то, Георгий закончил работу, отойдя на пару шагов он придирчиво осмотрел картину, и, оставшись довольным результатом, понёс её к маме. Войдя в комнату, Георгий окликнул Екатерину Петровну, но она ему не ответила. Тогда Георгий отложил картину и, приблизившись к маме, слегка коснулся её плеча. Она не открыла глаза и не шелохнулась. Она уже не просто спала, а погрузилась в вечный сон.

Когда Лида вернулась через полчаса из техникума, то застала рыдавшего брата и упокоившуюся маму. Так в середине февраля 1942 года не стало Екатерины Чудиновой, ангела-хранителя семьи Неустроевых. Хоронили её в лютую стужу. В начале мая Аркадий Семенович впал в кому и через несколько дней, не приходя в сознание, скончался. Георгий помогал Нине Григорьевне с похоронами, а через месяц все, кто оставался из их класса в Семипалатинске, надумали собраться и отметить первый год после выпуска и помянуть тех, кого уже не было в живых.

***

Местом сбора выбрали Городской сад. В субботу, в семнадцать ноль-ноль, стали постепенно подтягиваться выпускники Первой школы имени Чернышевского 41-го года выпуска. Первыми пришли Ринат Ахметшин и Олеся Захарченко. За ними появился Георгий. А всего через полчаса собралось семь девочек и четверо парней. Все расселись в беседке.

Ахметшин сообщил, что в Новосибирск его не отпустил отец, и он поступил дома, в Семипалатинске, в речное училище, и хотел ещё в марте отправиться на фронт, но отец его отругал и договорился, чтобы ему сделали на время учёбы бронь.

Обо всём этом Ринат говорил, как бы извиняясь за отца, что у него он такой не патриотичный и что именно он не дал ему уйти на фронт добровольцем. Олеся училась в педагогическом, как и планировала. Выяснилось, что из их класса нет в живых не только Тани Ветлугиной, но ещё двух ребят и трёх девочек, и что треть класса покинули Семипалатинск, кто перебрался в Алма-Ату или Ташкент, а кто-то отправился в Сибирь.

Айдос Халиулин сообщил, что теперь в Восточном Казахстане возрастной ценз расширили и забирают в армию с восемнадцати лет, и что в городе формируется 228-я стрелковая дивизия, и он успел сходить на один из её сборных пунктов и всё там разузнал. Мальчишки тут же стали расспрашивать Айдоса, что нужно сделать, чтобы поскорее призваться на фронт.

Решение у Георгия созрело тут же, на этой встрече, и кажется спонтанно, хотя на самом деле он шёл к нему давно, но о нём до определённого времени не афишировал. Труднее всего было сказать о нём отцу и сестре, однако Георгий твёрдо надумал, что пока что ничего им не скажет.

Так как Георгий был занят на военном производстве, то его не обязательно должны были забрать в этом году, но он сам пошёл в военкомат и потребовал, чтобы его призвали.

***

Военкомом был лысый однорукий капитан с рябым лицом, видно уже изрядно повоевавший. Капитан сидел в пустой комнате с облезлыми обоями. Он испытующе посмотрел на Георгия, полистал его бумаги и спросил:

– Ты же ещё совсем пацан… Я вот смотрю по твоей анкете, ты не обязательно должен призываться… Во всяком случае пока что не твоя очередь. И потом, пойми, фронту нужны не только призывники, но и боеприпасы, и много ещё чего… Знаешь, как там нуждаются в гранатах?!

– Моё место на фронте! – твёрдо заявил однорукому капитану Георгий.– Отсиживаться в тылу я больше не намерен!

Георгию дали три дня на сборы. Когда о принятом им решении узнали его родные, они это восприняли по-разному. Лида тут же расплакалась, а Марк Кириллович смолчал, но только в этот раз достал бутылку водки и махом опрокинул целый гранёный стакан, хотя Георгий никогда не видел, чтобы отец пил.

***

Провожали Георгия Марк Кириллович и сестра на Семипалатинском вокзале. Воинскую часть Георгия грузили в товарняки и отправляли на север, в Новосибирск, а оттуда несколько сотен молодых семипалатинских новобранцев должны были ехать до Свердловска, в окрестностях которого шло доформирование, перед тем как их отправят на фронт. Пока что никто не знал, куда их пошлют, и на каком направлении они будут сражаться, и все по этому поводу только гадали.

Кто-то предполагал, что они окажутся под Москвой, кто-то утверждал, что их отправят под Ленинград, где продолжались ожесточенные бои по его деблокированию. Про Ленинград рассказывали всякие ужасы. Два с лишним миллиона гражданских в этом городе почти год были полностью заблокированы и умирали от голода, холода и постоянных нещадных артобстрелов.

Георгий лишился своих роскошных есенинских кудрей и стал выглядеть совсем мальчишкой. В новенькой гимнастерке, в шинели, чуть ему великоватой, и в пилотке его бы сейчас не узнали одноклассники. Лида не отходила от него ни на шаг и не отпускала его руку. Она как будто что-то