Самый быстрый способ добраться от улицы до станции – свернуть на углу, где большой супермаркет, и идти по узкой улочке с патинко и круглосуточными магазинчиками. Но я решила пойти дальше по улице и свернуть на перекрестке, чтобы пройтись по улицам к востоку от станции. Я думала, что переезд будет закрыт, как и всегда, но, бросив взгляд в ту сторону, я увидела, что шлагбаум открылся, будто приветствуя меня, и я свободно прошла в восточную часть. Тут были знакомые магазинчики, новые сетевые, витрины некоторых были закрыты жалюзи.

В восточной части – моя начальная школа, и если забраться на холм, то можно оказаться недалеко от маминой квартиры, где наверняка осталось еще множество ее вещей. Но я свернула направо на узкую улочку, параллельную дороге, и пошла на станцию. У меня были ключи от ее квартиры, но с собой я их не взяла. Я росла в непримечательной двухкомнатной квартирке, где в одной комнате были татами[9], в другой – серый ковер и которая ничем не отличалась от той квартиры, где живу сейчас я. В комнате с ковром был еще и балкон, мамин стол и книжные полки. В комнате с татами – небольшой столик, за котором мы ели и где я делала домашку, а ночью мы убирали его и расстилали футоны. Между комнатами была только раздвижная дверь, поэтому это было единое пространство. Рядом с комнатой с татами была небольшая кухонька, а вход в квартиру находился напротив. Зимой мы наполняли ванную из бойлера с тягой – в другие дни солнца было много. Мои детские воспоминания наполнены ярким солнечным светом.

Тонкая раздвижная дверь открывалась легким движением, и иногда мама закрывала ее, когда работала, потому что иначе две комнаты превращались в одну. Я не помню, чтобы ее закрывали до того момента, как я пошла в начальную школу, поэтому мама могла просто снять ее и поставить куда-то еще. Мне не нужно было возвращаться домой к определенному часу, я не ходила в кружки, мне не требовалось думать, в какой университет я поступлю и где буду работать, в отличие от многих одноклассников. Потом этой тонкой и легкой раздвижной двери стало недостаточно, и я начала проводить по вечерам много времени с друзьями. Иногда меня дразнили из-за одежды, но даже когда я курила или воровала в магазинах, мама не злилась и не удивлялась. Когда я вспоминаю обрывки наших разговоров, я понимаю, каких женщин и какие способы зарабатывать деньги она не любила.

В семнадцать лет я ушла из дома и с тех пор редко возвращалась в ту квартиру. У меня было немного вещей, поэтому я думала, что мама жила примерно так же. Раздвижную дверь она наверняка сняла.

Расстояние между магазинами сокращалось, жалюзи стали пропадать, и наконец я узнала знакомый овощной магазинчик рядом со станцией.

Он выглядел так же, как и любой другой овощной, где продают недешевые, но и не самые качественные фрукты для подарков и овощи для китайской кухни. Молодая семья, муж и жена, одетые в модные кожаные куртки, разглядывали овощи. Овощная лавка есть и у входа в квартал развлечений, где живу я, и у станции, которая находится с ним рядом. В первом продаются с бешеной наценкой фрукты на шпажках для молодежи, во втором за еще более высокую цену можно купить изящно нарезанные фрукты и пирожные для обеспеченных женщин. Но этот магазин совсем не похож на те другие, и он здесь давно.

Худощавая женщина средних лет сидела в кресле у небольшого столика. Она обычно стряхивала пепел в пепельницу на столе и никогда не улыбалась – то ли потому, что была нездорова, то ли потому, что всегда была не в настроении. Она по-прежнему сидела на том же месте и выглядела точно так же, как во время моей учебы в начальной школе, разве что стала старше. Пепельница со стола куда-то пропала – может быть, она решила заботиться о здоровье или изменились местные правила, но теперь вместо нее стояла простая касса, сделанная из круглых штук, похожих на консервные банки. На коленях у нее лежал журнал. Хотя она была не очень ярко накрашена, нельзя было сказать, что она выглядела неухоженной. И это я тоже помню. Она не красила ногти, но подводила брови, и отчасти из-за своей худобы она выглядела привлекательно.

Насколько я помню – а я жила тут с самого рождения, – она всегда сидела на этом месте, всегда была худощавой и всегда выглядела как женщина средних лет. Когда я думаю о станции, прежде всего я вспоминаю этот овощной, а когда я думаю об овощном, то вспоминаю эту женщину. В детстве мы никогда не покупали дорогие фрукты, и маме не нравился этот магазин. Я решила, что могу купить тут свежевыжатый сок или фруктовое желе и принести его в больницу, и подняла глаза на женщину. Вдруг к нам подошел мужчина лет тридцати в костюме, покупавший фрукты, и громко сказал: «Мать, а можно мне фрукты по той же цене, но другой набор»? Женщина, без тени улыбки, отправила его к молодому работнику, который принялся задавать ему вопросы, ловко наполняя коробку.

Я быстрым шагом пошла к станции, так ничего и не купив и ничего не сказав. Я почти бежала, и между бедрами было странное ощущение, наверное из-за того, что они соприкасались с тазом хоста. Кажется, мы занимались сексом, но я не помню, кончил он или нет. Я боялась, что меня стошнит прямо на его чистые свежие простыни, поэтому я не кончила, но ощущение наполненности в вагине было приятным. Он сказал, что с Эри они не трахались, – мне не хотелось ему верить, но думаю, что так скорее всего и было.

Когда мы допили текилу, новые заказы уже не принимались, и счет, принесенный официантом, не перевалил за сто тысяч иен, поэтому я не стала лезть в конверт, лежавший в сумке, а достала банкноты из кошелька. Я подумала, что мне сделали скидку – с учетом того, что в счет входили плата за столик, пиво, сётю, закуски к текиле, плюс стоимость услуг и чаевые хосту. Хотя, наверное, сумма и выходила приблизительно такой, так что о скидке я даже и не спрашивала, раз она была такой маленькой. Может быть, это из-за той палочки я напилась так, что врезалась в лифт, и хост проводил меня, пропустив собрание после работы. Я не