различные богословские экскурсы, напрямую не затрагивающие церковную и богословскую деятельность Юстиниана. Третья глава раздела посвящена оригенистским спорам и не затрагивает интересующих нас сюжетов[93].

Наибольшее внимание автор, как католический ученый, естественным образом уделяет проблеме осуждения Трех Глав, которой посвящена четвертая глава раздела[94]. Данный сюжет рассматривается автором с привлечением ретроспективного анализа появления каждой из составных частей проблематики Трех Глав, относящихся к деятельности Ивы Эдесского, Феодорита Кирского и Феодора Мопсуестийского[95]. Применительно к спору о Трех Главах А. Грилльмайер вполне разделяет малоосновательное и наивное мнение о том, что главным «проводником» политики против Трех Глав был Феодор Аскида, мстивший таким образом Юстиниану за осуждение оригенистов[96]. Остается не вполне понятным, как автор увязывает эту позицию с проведенным им же последующим анализом христологического содержания массива предсоборных и соборных актов Пятого Вселенского Собора 553 г., которые не дают никакого основания для такого понимания роли Феодора в этом деле[97]. Результаты Собора Грилльмайер считает полностью неудачными для императора, однако, как это обычно бывает в историографии, не предлагает никакого предметного анализа последствий Собора 553 г. в последние годы царствования Юстиниана[98].

Раздел II пятой главы посвящен важной теме «афтартодокетизма Юстиниана»[99]. Изложив проблематику данного сюжета, его отражение в источниках и некоторые подходы к его изучению в новейшей на момент выхода книги историографии[100], Грилльмайер отказывается вынести собственное однозначное суждение по этому вопросу, констатируя его непроясненность в литературе[101]. Впрочем, не внеся собственного вклада в изучение данного сюжета, он фактически присоединяется к господствующему мнению о том, что Юстиниан фактически попытался склонить Церковь к ереси афтартодокетизма[102].

Подводя итог своему исследованию, немецкий историк приходит к выводу о полном провале по всем направлениям политики Юстиниана по отношению к антихалкидонитам, признавая при этом определенные достижения императора на богословском поприще, выраженные в его программных документах[103].

Несмотря на то, что рассмотренный раздел книги А. Грилльмайера приходится считать наиболее компетентным и фундированным представлением отдельных аспектов интересующей нас темы, ряд серьезных изъянов заставляет нас признать его далеко не соответствующим важности и специфике сюжета. Грилльмайер фактически отказывается от попытки увязать между собою меры Юстиниана, указать на их логичность и последовательность. Ему не удается осознать религиозную политику Юстиниана как растянутую во времени реализацию вполне четкой программы, этапы которой логично перетекают один в другой. Анализ Грилльмайера затуманен традиционными нелепыми положениями о роли Феодоры и Феодора Аскиды, об афтартодокетизме Юстиниана, о его «цезаропапизме» и прочих подобных грехах «императора-богослова»[104]. Разбор отдельных сюжетов зачастую сопровождается у А. Грилльмайера пространными и не относящимися напрямую к делу экскурсами, сильно уводящими читателя в сторону и не способствующими уяснению главного сюжета. В целом же, предложенный автором акцент на изучении богословия сделал для него излишней фокусировку на моментах, отражающих последовательный ход исторических событий.

Одной из новейших попыток дать обобщенную картину церковной политики Юстиниана является раздел, написанный Пьером Маравалем для франко-немецкой «Истории христианства»[105]. В целом изложение Мараваля не отличается оригинальностью по сравнению с изложением Р. Хааке или Х.-Г. Бека ни по концепции, ни по способу подачи материала.

Прежде всего, автор подчеркивает отличие подхода Юстиниана в политике по отношению к антихалкидонитам от существовавших прежде подходов: либо безусловного принятия, либо отвержения определений Халкидонского Собора[106]. Тем не менее автор не склонен рассматривать политику Юстиниана по отношению к ним как последовательное и поэтапное проведение в жизнь мер, предусмотренных императором изначально.

Не совсем понятно толкование автором антиоригенистских эдиктов Юстиниана как очередного шага навстречу монофиситам[107]. Автор, к сожалению, не разъясняет, какое отношение осуждение оригенистов Палестины имело к политике Юстиниана по отношению к антихалкидонитам, утверждая лишь, что это был некий «отвлекающий маневр»[108].

Что естественно для работы, вышедшей в рамках католического научного проекта, центральным пунктом политики Юстиниана, на который автор обращает наибольшее внимание, является спор о Трех Главах: ему посвящена большая часть его изложения[109]. Впрочем, так же как и Хааке, Мараваль исходит из того, что центральным он является именно в силу того, что здесь интересы императора вошли в резкий конфликт с интересами западных Церквей.

Касательно последнего эпизода церковной политики Юстиниана, а именно отношения императора к афтартодокетизму, Мараваль не высказывает собственного мнения, ограничиваясь изложением имеющихся в науке двух противоположных точек зрения (без ссылок на литературу)[110]. Подводя итог, можно сказать, что изложение Мараваля не содержит никаких новых пунктов и подходов по сравнению с работами его предшественников: автор повторяет давно известные и, можно даже сказать, избитые мнения по интересующим нас вопросам.

Тема церковной политики Юстиниана в отношении антихалкидонитов затрагивается, наряду с прочими, в работе Миши Майера (Mischa Meier) под названием «Другая эпоха Юстиниана»[111]. Его изложение представляет собой достаточно независимое рассмотрение данной темы, однако не претендует на специальный и углубленный ее анализ.

Отдельные мнения и пункты этой работы будут учтены нами в соответствующих частях нашего исследования. Особо можно выделить один пункт: Майер склоняется к мнению, что политика Юстиниана не столько преследовала цель непременно достичь компромисса с антихалкидонитами, сколько была призвана утвердить в Церкви собственный взгляд Юстиниана на богословие[112]. Согласно Майеру, Пятый Вселенский Собор никоим образом не следует рассматривать в перспективе отношений с антихалкидонитами, поскольку на нем была подтверждена вера Халкидонского Собора и осуждено понимание формулы Кирилла Александрийского «единая природа Бога Слова воплощенная» в духе Севира Антиохийского[113]. Он отвергает то господствующее среди исследователей мнение, что император в первую очередь намеревался достигнуть компромисса с противниками Халкидонского Собора, и постулирует, что главной целью Юстиниана являлась формулировка новой богословской системы — «неохалкидонитства», причем разработка этой доктрины была призвана всего лишь удовлетворить богословский вкус императора[114]. Таким образом, Майер, в сущности, недвусмысленно выставляет Юстиниана безответственным деспотом, прихотью которого было непременное желание видеть свои богословские построения в качестве общепринятых церковных догм и который не останавливался даже перед тем, чтобы ввергнуть Церковь и Империю в затяжной церковно-политический кризис между Востоком и Западом, ради удовлетворения своего тщеславия. Тем самым в конечном итоге общее восприятие Майером мотивов Юстиниана ничем не отличается от оценок того же Э. Швартца.

В англоязычной историографии, наряду с полностью устаревшим трудом У. Холмса[115], основополагающей можно считать работу У.Х.К. Френда «Возникновение монофиситского движения. Главы из истории Церкви пятого и шестого веков»[116]. Верный принципам английской историографии, Френд делает основной упор скорее на описательном, чем на аналитическом изложении истории