которыми могли позже зарабатывать, – токарное, столярное, сапожное, швейное. За выполнение работ арестанты получали плату.

Арка Новой Голландии. Фото А. Евстафьева

«Бутылка» в 2024 году. Фото А. Евстафьева

Во время Первой мировой войны Николай II велел отправлять провинившихся матросов не в тюрьму, а на фронт, обещая отменить наказание, если те проявят храбрость в бою. В 1916 году тюрьма была закрыта. После революции в ней размещались административные учреждения военно-морского порта, а позже – Ленинградская военно-морская база. Здесь же находилась радиостанция, которая обеспечивала связь Балтийского и Черноморского флотов.

Долгое время на территории Новой Голландии располагались склады военно-морской базы. Позже местность пришла в запустение. Восстановить остров помогли реставрационные работы, которые продолжаются и сейчас. Только на восстановление «Бутылки» ушло почти два года. В 2017 году остров открыли, и Новая Голландия стала местом проведения досуга для петербуржцев и гостей города, а в здании «Бутылки» разместили многочисленные кафе, магазины, салоны красоты и залы для спортивных тренировок.

Таким образом, многие бывшие места заключения переоборудуют под новые цели, и они становятся излюбленными местами для посещения. Некоторые из них превращаются в музеи, некоторые обретают новую жизнь в качестве развлекательных площадок, как тюрьма «Бутылка», а многие навсегда стираются с карты города, оставляя о себе лишь налет воспоминаний – то, без чего невозможно в полной мере почувствовать дух Петербурга.

Глава III. «Желтый дом»

Говоря об архитектурном образе города, невозможно избежать вопроса о его цветовой палитре. О преобладании гранита и кирпича в пространстве Санкт-Петербурга мы уже говорили ранее, пришло время обратить внимание и на другие цвета петербургской гаммы. Прогуливаясь по улицам, проспектам и набережным Санкт-Петербурга, невозможно не заметить доминирование всевозможных оттенков желтого или цвета охры в фасадах и архитектурных элементах города. Например, такие цветовые решения мы видим в Екатерининском институте благородных девиц на набережной Фонтанки[9], Главном штабе на Дворцовой площади, зданиях Сената и Синода на Сенатской площади, в Адмиралтействе, а также в расцветке многих жилых домов.

Выбор подобной цветовой гаммы был неслучаен. Застройка Санкт-Петербурга велась по планам, составленным «Комиссией о каменном строении Санкт-Петербурга и Москвы» (это учреждение впоследствии меняло названия, но продолжало выполнять функции организации, контролирующей развитие городов по составленному ею генеральному плану). Эта комиссия создавала «образцовые» проекты зданий, следила за соблюдением ансамблевой застройки улиц и площадей, а также регламентировала цвет окраски фасадов, существовал список разрешенных цветов. Особого размаха застройка города достигла во времена правления Александра I, после победы над армией Наполеона. Тогда в архитектуре доминировал стиль классицизм со свойственной ему строгостью и пышностью. Зодчие, которые творили в то время, воплощали на берегах Невы свои творения, выбирая для цвета их фасадов разрешенные Комиссией светлые оттенки, привнося таким образом в город больше света. Лишь к середине XIX века был издан указ о разрешении «расписывать обывательские дома разноцветными красками»[10], что привело к отказу от классицизма и переходу к эклектике, но желтый цвет, по-прежнему часто выбираемый архитекторами, продолжил свое распространение на улицах города, доминируя в его общей палитре.

По причине такого чрезмерного употребления, казалось бы, символизирующий солнечный свет, так недостающий Петербургу, желтый цвет стал символом уныния и скуки. Среди литературных критиков того времени даже появилось понятие «патриотическая вохра», которое несло в себе отрицательный смысловой оттенок.

«Заметил я, что желтый цвет

Особенно льстит сердцу патриота;

Обмазать вохрой дом иль лазарет

Неодолима русского охота;

Начальство также в этом с давних лет

Благонамеренное видит что-то,

И вохрятся в губерниях сплеча

Палаты, храм, острог и каланча».

Алексей Толстой. «Портрет», 1874

У Достоевского этот цвет ассоциируется с болезненностью и упадком: желтые обои комнаты Раскольникова, желтое лицо Мармеладова, желтый билет Сони Мармеладовой, желтые стены домов… В конце концов, «желтым домом» и вовсе стали называть психиатрические больницы сначала в Петербурге, а потом и по всей стране.

История психиатрических больниц в России берет свое начало со времен Петра III, когда в 1762 году он издал следующий указ: «Безумных не в монастыри определять, но построить на то нарочитый дом, как то обыкновенно и в иностранных государствах учреждены доллгаузы». Уже при Екатерине II, в 1765 году, этот указ был приведен в действие: были построены первые дома для помешанных в Новгороде и Москве. В 1775 году вопросы открытия подобных учреждений были возложены на новые институции – приказы общественного призрения. И в 1779 году в Обуховской больнице Петербурга был открыт доллгауз, или дом для умалишенных. Предназначена эта больница была для малоимущего населения и считалась общедоступной. Ее полное название так и звучало – Обуховская больница для бедных. Учреждение упоминается в рассказе Николая Лескова «Левша» – в эпизоде, когда городовой не мог определить главного героя без документов и в обессиленном состоянии ни в одну из больниц города:

«Тогда один подлекарь сказал городовому везти его в простонародную Обухвинскую больницу, где неведомого сословия всех умирать принимают».

В больнице, кроме мужского и женского отделений, было открыто и отделение для умалишенных. Память об этом сохранилась в повести А. С. Пушкина «Пиковая дама»:

«Германн сошел с ума. Он сидит в Обуховской больнице в 17-м нумере, не отвечает ни на какие вопросы и бормочет необыкновенно скоро: “Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!..”».

Фасад Обуховской больницы на набережной Фонтанки, как и большая часть корпусов, включая отделение для умалишенных, был окрашен в желтый цвет, отчего доллгауз и стали называть просто «желтым домом». Как утверждают многие источники, именно от него в народе стали именовать так же остальные дома для умалишенных, а впоследствии и психиатрические клиники.

Обуховская больница. Фото А. Евстафьева

«Пиковая дама» была издана Пушкиным в 1833 году, к тому времени психиатрическое отделение из Обуховской больницы уже было переведено на Петергофскую дорогу в Больницу Всех Скорбящих, которая, по сути, стала первой государственной больницей такого направления. Она находилась под покровительством императрицы Марии Федоровны и входила в ее Ведомства учреждений, а позже содержалась за счет Министерства внутренних дел. По велению Марии Федоровны для устройства особого лечебного учреждения в 1828 году была приобретена дача князя Щербатова на 11-й версте Петергофской дороги (сейчас проспект Стачек, 158). Именно с этим связано выражение «отправиться на одиннадцатую версту», которое означает «сойти с ума», «попасть в сумасшедший дом».

Времена правления Николая I стали для Больницы Всех Скорбящих самыми благоприятными, позже количество больных в ней увеличивалось, а финансирование сокращалось. Без разрешений непосредственных попечителей управление больницей становилось затруднительным. Несмотря на довольно печальное положение дел, в 1897 году журналист Александр Чехов в книге «Призрение душевнобольных в Санкт-Петербурге» составил вполне восторженное описание больницы Всех Скорбящих: