о значимости собственной кафедры и значении собственного богословствования превыше интересов римского народа и его государства.

Основной задачей настоящей работы является изложение и оценка по возможности всей совокупности фактов, касающихся политики императора Юстиниана по отношению к так называемому монофиситскому движению как основы дальнейшего взаимодействия между сторонниками и противниками халкидонского православия вплоть до времени появления монофелитской ереси в период правления императора Ираклия.

Необходимость данного исследования заключается в том, что изучение политики императора Юстиниана по отношению к противникам определений Халкидонского Собора позволяет сделать некоторые важные в историческом плане наблюдения. Во-первых, речь идет о связи богословских споров с имперской идеологией, а именно о концепции, которую можно сформулировать как «одна Империя, одна вера». Во-вторых, чрезвычайно важным сюжетом является вопрос о границах терпимости власти применительно к религиозным диссидентам на конкретном примере политики императора Юстиниана. В-третьих, политика Юстиниана по отношению к монофиситам — исходный пункт складывания на Востоке Римской империи той конфессиональной ситуации, которая во времена императора Ираклия, то есть приблизительно семьюдесятью годами позднее, как признается большинством исследователей, весьма существенно повлияла на протекание арабского завоевания и укрепление мусульманской власти на прежних землях Империи.

Несмотря на то, что церковная политика Юстиниана во все времена привлекала внимание историков, до сих пор еще не была сделана попытка исследовать ее основные черты с целью проследить ее влияние на развитие религиозной политики в Римской империи вплоть до первой трети VII в. Под исследованием церковной политики мы понимаем здесь не просто нарративное изложение отдельных ее периодов, — в таких изложениях недостатка нет, — а исследование тех ее основополагающих черт, которые, по нашему мнению, были заданы именно в правление Юстиниана, а также изучение многочисленных частных эпизодов, которые при предлагаемой нами ниже трактовке могли бы существенно изменить картину церковной политики этого императора в целом.

Посредством выработанной им политики по отношению к антихалкидонским группировкам император Юстиниан установил довольно нетипичную модель поведения, которая сильно отличалась от мер, обыкновенно принимаемых римским государством против еретиков и других религиозных диссидентов.

Вероятно, никогда еще в истории христианской религии и догматов фигура государя не играла столь большую, даже, можно сказать, определяющую роль, как фигура Юстиниана. Его по праву можно назвать автором и проводником всех политических мероприятий своего времени на любом поприще: церковном, политическом, военном, культурном и др. Если бы столь же блистательно он не выступил и на догматическом поприще, если бы он не вложил в это дело всей своей энергии, то можно предполагать, что религиозный раскол, уже фактически существовавший при его вступлении на престол, мог бы принять политическое измерение и, как следствие, привести в некоторой перспективе даже к дальнейшему распаду Империи.

Посредством принятых мер Юстиниан принудил обе враждебные партии — халкидонитов и антихалкидонитов — к переговорам. Посредством своей светской власти он навязал диалог как группам, так и отдельным персонам, которые уже значительное время шли своими собственными путями и не желали иметь друг с другом ничего общего.

Идеологическое и политическое обособление Рима в 518 г., когда дядя Юстиниана, Юстин, привлек племянника к ведению государственных дел, казалось, было уже свершившимся фактом. При содействии сил и групп, которые по своим собственным политическим или религиозным причинам стремились поддерживать связь с Римом, Юстиниан смог устранить непосредственную опасность окончательного отчуждения папского Рима от Восточной Церкви и Римской империи. Впрочем, поскольку примирения с Римом явно не было достаточно для того, чтобы восстановить церковное единство во всей Империи, то Юстиниан пошел в этом направлении существенно дальше, чем многие из его сторонников. В своих отношениях с Римом император хотя и заявлял, что считает своим долгом подчинение Востока авторитету и верховенству Римской Церкви, но в действительности вел дело строго к обратному: ввиду абсолютной важности Востока для существования Империи иначе и быть не могло. Благодаря такому подходу в конечном итоге именно папы, то есть Запад, должны были подчиниться доктринам и решениям, которые выдвигались, апробировались и принимались прежде всего на Востоке и проводились в жизнь самим императором.

Поведение Юстиниана по отношению к Востоку в церковно-политическом и доктринальном отношении обнаруживает разнообразие подходов и большую гибкость. Здесь Юстиниан не следовал некоей единой и изначально заданной политике, скорее он был озабочен тем, чтобы до определенной степени прислушаться к требованиям антихалкидонитских группировок Востока и в какой-то мере привести свою политику в соответствие с их пожеланиями. Впрочем, он никогда не выпускал из виду необходимость достижения церковного единства и, соответственно, стремился не отчуждать себя окончательно от какой-либо религиозной партии — скорее даже можно сказать, что он стремился к тому, чтобы ни одна партия не отчуждала себя от него. Таким образом, Юстиниан стремился ни в коем случае не давать повода и возможности для возникновения независимой, неподконтрольной государству и ему лично диссидентской церковной структуры.

Именно Юстиниану мы обязаны дальнейшим развитием православного учения, каковое он всемерно поощрял с тем, чтобы сблизить в своей основе враждебные друг другу вероучения анти-и прохалкидонитов. В результате этого развития возникла новая хорошо разработанная доктрина, которую в исследовательской литературе зачастую называют неохалкидонством и которая так или иначе вошла в догматику современных Церквей, принимающих учение Халкидонского Собора.

Другим элементом политики Юстиниана является его работа с отдельными представителями обеих партий. Пока на церковно-политическом поле действовали эти фигуры (будь то даже после смерти Юстиниана), существовала гарантия дальнейшей непосредственной применимости моделей отношений между государством и антихалкидонитами, выработанных при жизни Юстиниана.

Все эти аспекты, о которых здесь упомянуто лишь вкратце, дают материал для обстоятельного исследования указанной тематики в рамках данной работы.

Временные рамки нашего исследования следующие: точкой отправления будут служить годы, непосредственно предшествующие вступлению на престол императора Юстина (518–527). При этом будет рассмотрен начинающийся в это время возврат к прохалкидонской религиозной политике с такой точки зрения, с какой, по всей видимости, он до сих пор еще не рассматривался в исследовательской литературе. Заключительным временным пунктом исследования послужит эпоха накануне начала монофелитского спора, который, хотя и наметился уже в юстиниановскую эпоху, полностью раскрылся лишь через много лет после смерти императора. Таким образом, мы оставляем этот спор вне рамок рассмотрения, поскольку это потребовало бы привлечения нового обширного материала, как в плане источников, так и в плане исследовательской литературы, что превосходит формат и задачи данной работы. Период, предшествующий этому спору, будет отчасти затронут, а именно в той мере, в какой он будет полезен для установления типологии отношений между императорами и антихалкидонитами, сложившейся при Юстиниане.

При рассмотрении этой тематики акцент будет делаться не на истории догматов. Впрочем, и она будет в значительной мере