реки с рекой Усури. Земли, лежащие по левому берегу (на север) реки Амура, принадлежат российскому государству, а земли, лежащие на правом берегу (на юг), до устья реки Усури, принадлежат китайскому государству. Далее от устья реки Усури до озера Хинкай граничная линия идет по рекам Усури и Сунгача. Земли, лежащие по восточному (правому) берегу сих рек, принадлежат российскому государству, а по западному (левому), – китайскому государству. Затем граничная между двумя государствами линия, от истока реки Сунгача, пересекает озеро Хинкай и идет к реке Бэлэн-хэ (Тур), от устья же сей последней, по горному хребту, к устью реки Хубиту (Хубту), а отсюда по горам, лежащим между рекой Хуньчунь и морем, до реки Ту-мынь-дзян. Здесь также земли, лежащие на востоке, принадлежат российскому государству, а на запад – китайскому. Граничная линия упирается в реку Ту-мынь-дзян на двадцать китайских верст (ли), выше впадения ее в море.

–

Путешествие в Уссурийском крае, 1867–1869 г. Сочинение Н. Пржевальского. Действительного члена Императорского Русского Географического общества. С картою Уссурийского края. Издание автора. С.-Петербург. 1870. С. 109–119.

–

Корейский властитель, Наран-Ними или Нараи, имеет девять жен и живет во дворце Пухан, из которого есть подземельный ход в соседнюю крепость Сеул или Сяури, столицу государства. Он считается меньшим братом китайского богдыхана и совершенно независим от него, хотя, по заведенному исстари обычаю, однажды в год отправляет в Пекин подарки, в отплату за которые получает новый календарь.

Каждый из подданных, являющихся перед лицо своего царя, должен пасть ниц на землю. Этот обычай соблюдает также простой народ относительно чиновников, в особенности важных по чину.

Вообще, деспотизм у корейцев развит до крайней степени и проник все составы государственного организма. Самый вид чиновника приводит в трепет простого человека. Когда от нас был послан офицер с каким-то поручением в пограничный город Кыген-Пу, то бывший с ним переводчик из корейцев, перешедших к нам, трясся как лист1; увидав своего бывшего начальника, хотя теперь был от него в совершенной безопасности. До того еще сохранилось в нем прежнее обаятельное влияние страха перед начальством.

–

Кроме всего вышеизложенного, я мог весьма немного узнать от корейцев об их родине, частию по неимению хорошего переводчика, а частию и потому, что они сами мало знают об отдаленных частях своего отечества. Однако, ввиду большого интереса сообщаемых фактов, я передам их в том виде, как сам слышал, не ручаясь за достоверность.

Начну с того, что по рассказам корейцев хребет Чан-бо-Шан (или правильнее Тян-пэ-сян) бывает покрыт снегом не круглый год, а только зимою, весною и осенью; летом же снег сходит даже с самых высших точек. В дремучих лесах, его покрывающих, водятся соболи, которых нет во всей остальной Корее.

Высоко в горах лежит озеро, имеющее около пяти верст в окружности, из которого вытекают три реки: Сунгари – к северу, Туман-га – к востоку и к западу Амнока (Ялу-цзян), впадающая в Желтое море и составляющая границу между Манчжуриею и Кореею. Озеро это еще замечательно тем, что по берегам его множество каких-то особенных камней, которые легки, как дерево, так что плавают по воде и выносятся вытекающими реками.

Подобный рассказ я слышал не только от корейцев, но также и от одного китайца, который долго жил в г. Нингуте (у подошвы Чан-бо-Шаня) и хорошо знает об этом явлении. Если действительно такое показание справедливо, то не есть ли вышеупомянутые камни пэмза вулканического происхождения – факт в высшей степени интересный.

Наконец, корейцы говорят, что на южном склоне Чан-бо-Шаня живет особое горное племя (Леу-тапги), независимое ни от Кореи, ни от Манчжурии и строго оберегающее свою независимость.

В заключение главы об инородческом населении я считаю уместным поместить рассказ о посещении мною в октябре 1867 г. пограничного корейского города Кыген-Пу.

Этот город находится в 25 верстах от Новогородской гавани и расположен на левом берегу (очевидная ошибка Н.М. Пржевальского: правильно «на правом берегу» – И.Е.) р. Туманги, которая имеет здесь около ста сажен ширины.

Весь город, состоящий из трех или четырех сотен фанз, налепленных, как гнезда ласточек под крышею, выстроен на довольно крутом южном склоне горы, которая упирается в реку отвесным утесом.

Самая большая часть, приблизительно три четверти города, расположена внутри стены, сложенной из камня и имеющей сажени полторы вышины, а толщину около сажени. Стена эта, в общем своем очертании, представляет форму квадрата. Одной стороной она примыкает к обрыву берега, а отсюда тянется вдоль горы, заключая внутри себя пространство с версту длины и около полверсты ширины.

Впрочем, большая часть этого пространства остается пустой, так как фанзы, там находящиеся, скучены к подошве горы.

В самой стене вделано несколько пушек без лафет, так что эти грозные орудия могут стрелять только по одному направлению – вниз по Туманге.

Вообще своим наружным видом городская стена сильно напоминает каменные ограды, которыми обыкновенно обносятся кладбища больших городов. На юго-западном углу ее находится вышка, где постоянно стоит часовой, и тут же устроена комната в виде каземата, в которую садят преступников.

В средину крепости, если только можно потребить здесь подобное название, ведут трое ворот, и там живет сам начальник города; вне ее находится немного, только несколько десятков фанз, да и те жмутся как можно ближе к самой крепости. Таков наружный, весьма непривлекательный вид г. Кыген-Пу, который мне предстояло посетить.

Обождав до девяти часов утра, чтобы дать как следует проспаться тамошним жителям и в особенности их начальнику, я взял лодку, находящуюся на нашем пограничном посту, трех гребцов и поплыл вверх по реке к городу, до которого расстояние от нашего караула не более версты. Со мной был также переводчик, один из солдат, живущих на посту, и хотя он весьма плохо говорил по-корейски, но все-таки, с помощью пантомим, мог передать обыкновенный разговор.

В то время, когда наша лодка плыла по реке, несколько раз показывались около фанз внизу и в крепости на верху горы белые фигуры корейцев и, пристально посмотрев, куда-то быстро скрывались. Но лишь только мы вышли на берег и направились к городу, как со всех концов его начали сбегаться жители, большие и малые, так что вскоре образовалась огромная толпа, тесно окружившая нас со всех сторон. В то же время явилось несколько полицейских и двое солдат, которые спрашивали, зачем мы пришли. Когда я объяснил через переводчика, что желаю видеться с начальником города, то солдаты отвечали на это решительным отказом, говорили, что их начальник никого не принимает, потому что болен и что даже если пойти доложить