еще раз осмыслил вчерашнюю сцену. Селим не должен был понять, что на его глазах свершилось открытие для императора — значит, не было оснований думать, что бывший пленник тотчас кинется к семье. Да и к чему она теперь Селиму? Удар Тассира уже нанесен. О дочери тоже не было речи: ни тогда в кабинете, ни в газетной статье.

— Ему теперь не хватит ушей в Итирсисе для наблюдения за всеми. Вероятно, что вашу невесту он знает дворянкой неясного рода, но со мной ее еще не связывал. Едва ли вчера днем ему была нужда за мной присматривать.

Царевич ткнул письмо носком домашней туфли, затем проскользил по нему и потоком досмотровых чар.

— Почти уверен, что чернила нанесены несколько ранее прошлого утра, — добавил он. — Письмо составили до моего рассказа о семье, не ведая последней.

— Итак, господину послу нужен я? — вывел Себастьян. — Притом он знает о моей помолвке?

Флавий вздохнул.

— Боюсь, о вас он знает больше родной матушки. Особенно о том, что может послужить к давлению.

Интерес чужеземного принца был одновременно лестным и угрожающим до ледяного кома в сердце. Себастьян желал бы ошибиться, но продолжил с понятливой неприязнью:

— Им нужен древесник на место Хавьера.

— Желательно — подконтрольный, — дополнил Флавий, не смягчая бедствия.

Себастьян свел брови еще ближе. Истинный Карнелис, он оказался вполне доволен своим бытованием среди магических книг и весьма ограниченного общества. Помощь Земскому приказу с деревом несколько расшатала эту замкнутость, позволила мечтать, что его родовое имя станет пользоваться уважением чуть большим. Однако юноша никак не ждал, что скромное упорство занесет его на политическую карту.

— Стоит ли мне идти?

Царевич помолчал, осознавая: от его слова немало зависит судьба Себастьяна и собственной дочери.

— Если Селим желает говорить — изыщет способ, — ответил он раздумчиво, но твердо. — Официальный прием — это добрый сигнал. Принц ничего не нашел и будет соблазнять перебраться в Тассир открыто.

Себастьян без вящей радости обдумывал совет. Билась еще слабая надежда отказаться и прослыть всего лишь неучтивым, но, видно, даже с эдаким клеймом ему не избежать опасных рандеву. Как бы отказ не запустил приумножение беды — не взялся бы посол воздействовать через ретивую Виолу.

Что ж, нет резона откладывать малоприятную встречу.

— Явлюсь. Но, разумеется, в их подданство не перейду, — на всякий случай внес древесник ясность.

— Излишне уточнять, — отозвался Флавий. — Ничуть не сомневался в этом.

Себастьян собрал свою решимость — новый вопрос мог выставить его как будто робким, но голос его почти не дрогнул:

— Мне нужно подготовиться к любой внезапности?

Его высочество оценил прямой и мужественный взгляд неопытного мага. Сам он в этом возрасте прошел уже дворцовую школу, краткую военную службу и был четыре года как в плену. Себастьян же едва столкнулся с миром, но всячески выказывал готовность удержаться принципов.

— Посмеют ли тассирцы действовать силой? — перевел царевич вслух. — Как на поле битвы?

Себастьян аккуратно кивнул. Говорить о тассирцах и битвах с его высочеством было к тому же неловко — точно шутить о костылях при хромом на обе ноги.

— Я не страшусь, но желал бы ясности, — юноша не удержал и оправдания своей оглядке.

Флавий мгновенье продлил свой внимательный взор, но вдруг озарился престранною горькой улыбкой.

— А хотите на них посмотреть?

Древесник не смог разобрать, что ему предложили, но порывистый Флавий ответа не ждал.

Он открыл чародейскую дверцу одного из высоких шкафов и перенес на стол отполированную темную шкатулку. Лицо его имело выражение, какое случается у больного, добровольно черпнувшего горькое зелье.

Его высочество повернул хранилище к юноше и откинул тяжелую крышку.

Себастьян вздрогнул, поняв, какого удостоился доверия — на красном бархате лежали два серебряных браслета.

Массивные и широкие, раскрытые пополам, они походили почти на детали доспеха. Пластины щеголяли вязью, в которой узнавались то буквы чужого письма, то стилизованные южные цветы и травы. Украситься такими наручами было бы не стыдно — но предназначались они для ношения пленными магами. Чары лишали одаренных и шанса влиять на потоки.

— Хороши? — спросил с усмешкою царевич. — Я почти сросся с ними за годы.

Себастьян отвел глаза, не находя достойных слов. Его высочество зачем-то теребил свою едва стянувшуюся рану — быть может, не имел еще шанса делить эту боль. Флавий вдруг избавил от искания ответа.

— Не нужно сочувствия, право, — сказал он с нарочной жесткостью. — Я думал научить вас их снимать.

— Это возможно? — изумился юноша.

— Не с самого себя, разумеется — для этого нужен поток, а его-то браслеты блокируют начисто, я проверял, — бывший пленник взял один из артефактов на ладонь. — Однако, зная принцип, можно успеть освободить напарника.

Себастьян вернул свой взгляд браслетам — на сей раз несколько сощуренный и полный интереса испытателя. Устройство кода плелось позатейливей внешней резьбы, древесник слабо разобрал особенности блоков на металле.

Сомневаясь не более мига, он сдвинул рукава своего «буднего» камзола, дернул манжеты рубахи и вытянул худые запястья.

— Покажите, ваше высочество.

Царевич вновь оценил эту смелость улыбкой, но покачал головой.

— Незачем надевать. Смотрите.

Звучным щелчком он захлопнул браслет, и вложенные чары молниеносно затворили прохождение магических потоков через плотный серебряный обод.

— Один браслет — затрудняет движение силы, два — гарантируют попавшемуся магу полную беспомощность. Заряда хватает примерно на год.

Себастьян был не из тех, кто опирается на свою магию с колыбели, но и он едва мог представить себе это чувство — слышать поток, но никак на него не влиять. Пытка была изощреннее многих.

Флавий повел другой рукою над браслетом, цепляя скрытые слои магического кода — артефакт ощутимо дрогнул и раскрылся, едва не упавши на стол. Древесник уловил область приложения силы, но не был убежден, что справится сам.

— Слышали? — спросил Флавий и тут же произвел всю иллюстрацию сначала.

На второй раз юноша поймал ту переменную, что отслеживала затвор, на третьем повторе отворил браслет самостоятельно.

Царевич с одобрением кивнул.

— Ловите на лету, — отметил он и аккуратно, как ядовитую змею, уложил браслет на место. — Я научу и Арис.

— Полагаете, нам это пригодится? — Себастьян изо всех сил держался ровно и легко. На деле юноша не поручился бы свою стойкость, если ужин в посольском доме пойдет неожиданным ходом.

— На вечере — едва ли, — поджал губы Флавий. — Селиму не выгоден шумный конфликт.

Себастьян заметил, как царевич тронул свое запястье, точно убеждаясь в отсутствии под рукавом браслета, лишь после этого опустил крышку. Некоторые шрамы затянутся на нем еще не скоро.

Шкатулку, впрочем, его высочество убирал уже в полном владении собою. Мягко закрыл