Следующая война – Афганская – не менее жестоко вторгается в почти сказочную реальность далекого абхазского села, где живет семнадцатилетний Амза, подружившийся с дельфином, которого он назвал Бзоу – в честь лошади легендарного абхазского героя. Книга Евгения Рудашевского «Здравствуй, брат мой Бзоу!» (2015) до самого конца – ухода Амзы в армию и гибели обоих, Амзы, убитого в Афганистане, и Бзоу, в тот же день выбросившегося на скалы, – остается в мистическом пространстве связи мальчика и дельфина. Но войны разрушают всяческие связи: Вторая мировая, Афганская и пожирающие все больше новых жертв войны двадцать первого века – их истории еще ждут своего отображения в детских книгах.

Глава 40

Жертва или герой?

Ведь был солдат бумажный.

Булат Окуджава.

Бумажный солдат

Темы жертвенной смерти и смерти геройской очень тесно связаны. Амза оказывается жертвой бессмысленной войны, в гибели Саныча жертвенность и героизм переплетены теснейшим образом. Советская литература в целом почти не различала эти понятия, они в ней удобно соседствовали как героически-жертвенные – и смерть пионерки в написанном в 1932 году одноименном стихотворении Эдуарда Багрицкого, и смерть Мальчиша-Кибальчиша в «Сказке о военной тайне» (1935) Аркадия Гайдара.

Но тема эта существовала, конечно, задолго до появления советской литературы, и жертвенное геройство часто подчеркивалось тем, что его носителем становился именно слабый, а не сильный: тот, кого в старину называли термином, к счастью, давно вышедшим из употребления, – «увечный».

Одним из первых персонажей детской книги с очевидными телесными «изъянами» (еще одно ушедшее из нашего лексикона слово) стал герой сказки «Стойкий оловянный солдатик» (1838) Ханса Кристиана Андерсена. Во времена написания этой истории уродством считалось все, что не попадало под определенный стандарт нормы. Так уж случилось, что в коробке с двадцатью пятью оловянными солдатиками оказался один одноногий – на вторую ногу олова не хватило. Вот и судьба у него оказалась совсем другой, чем у остальных двадцати четырех братьев, – на его долю выпали разнообразнейшие приключения. Солдатик сразу же избавляется от скучной жизни в тесной коробке и влюбляется в бумажную балерину. Она так прекрасно делает пирует на одной ножке, что солдатику кажется – она тоже одноногая. Вот он и размечтался о союзе двух сердец, двух калек – прекрасной и безобразного.

То, что он не такой, как все, ему и помогает, и мешает. Перед ним открывается иной мир, полный красоты и опасностей. До поры до времени стойкость позволяет ему выходить невредимым из многочисленных испытаний – в окошко он вылетел, но уцелел, крыса его пыталась поймать, но не поймала, утонул его бумажный кораблик, но его проглотила рыба, и он, сам не зная как, вернулся в тот дом, где обитает прекрасная танцовщица. И тут его все же подкараулила гибель. И он, и прекрасная танцовщица сгорели в печке. В огненной смерти они нашли друг друга, и все, что осталось от солдатика, – только любящее оловянное сердце.

В современной повести для младших подростков таким вот «одноногим солдатиком» выглядит мальчик, приезжающий в школу на инвалидной коляске. Он не похож на других, не такой, как все. Первая реакция одноклассников: на колясках передвигаются только нищие. Пройдет какое-то время, пока другие школьники научатся принимать Юру, героя книги Екатерины Мурашовой «Класс коррекции» (2006), таким, какой он есть. Юра может – хотя и с большим трудом – ходить на костылях, но так криво и неуклюже, что дети – как часто и бывает, жестокие – тут же начинают его передразнивать. Впрочем, он не обижается и сам дразнит тех, кто дразнит его. У Юры, сосланного в класс коррекции, где обитают ученики с серьезными психическими нарушениями, отстающие и хулиганы, нет никаких отклонений психики. Учится он вполне нормально, но сам замечает: «Экстерьер у меня для гимназически-показательного класса неподходящий. Я же урод»[266]. Он, как и оловянный солдатик, не вписывается в «правильную», «нормальную» жизнь. И такая же в нем чувствуется стойкость – именно она позволяет ему изменить, облагородить все вокруг. Одноклассники перестают употреблять бранные слова, заядлый второгодник подтягивает учебу и даже принимается за чтение.

Юрина способность переноситься в иной, сказочный мир, где он может не только ходить и даже бегать, но и скакать на лошади, помогает другим в борьбе против страшной несправедливости, а еще – спасает заколдованную принцессу (она же – онемевшая после травмы красавица, одноклассница Стеша). В конце концов Юре, как настоящему герою, все же уготована смерть – опасное приключение оказывается для него последним. Но умирает он не просто так – его смерть становится залогом изменений, новых возможностей для других.

Тема смерти «за други своя» появляется и в следующей повести Мурашовой, «Гвардия тревоги» (2007); ее герой – юноша по имени Берт – тоже не может ходить. Он – «мозговой центр» группы старших школьников, которые нашли свое призвание в том, чтобы помогать тем, кому трудно, кто болен или не способен сам справиться с жизненными неурядицами. Берту тоже суждено погибнуть, чтобы его юные соратники – «тревожные гвардейцы», как называет их отец одного из мальчиков, – могли продолжать помогать другим, а заодно и себе, потому что все они обретают цель жизни – служение добру.

Трагическая смерть положительного героя неразрывно связана с возможностью для других творить добро. В детской литературе это один из способов «оправдания» смерти, придания ей смысла. В литературе девятнадцатого века умирающая от чахотки девочка Ева становится примером христианских добродетелей терпения и прощения. В литературе века двадцатого смерть несправедливо осужденного негра, «увечного» Тома, учит тому, что отчаянье до добра не доводит[267]. В двадцать первом же это – призыв к действию, к активной жизненной позиции, к необходимости творить деятельное добро. Даже если ты без ног или без рук…

Глава 41

Общая трагедия, частная смерть

Человеку надлежит пробыть здесь определенное время и уйти.

«Двухсотлетний человек» (фильм)

Индивидуальная смерть часто вписана в общую трагедию – войну, геноцид, террористическую атаку, стихийное бедствие. Умирает близкий, невероятно важный для рассказчика человек, но его смерть – лишь одна из множества других, таких же смертей ни в чем не повинных людей. Тем не менее именно его гибель становится главным событием повествования. Сразу оговорюсь – оба выбранных для этой главы произведения, в сущности, не детские и даже не подростковые. Но это истории о