проповедей при огромном стечении народа. На пути к спасению человек должен сначала «испытать всю муку отчаяния и душевной агонии и только после этого мгновенно обрести чудесное спасение»[838].

Самым известным примером «ривайвла», предшествовавшим собственно «Великому Пробуждению» середины XVIII в., стали события в массачусетском городке Нортгемптон в 1734–1735 гг. в приходе внука С. Стоддарда — Джонатана Эдвардса. Его «Достоверный рассказ об удивительных божественных деяниях…», повествующий о серии обращений, стал своеобразным ориентиром для пуританских священников и для «странствующих проповедников», так как описывал некую новую модель религиозной жизни, в большей степени отвечающую духовным ожиданиям верующих, и, по сути, легитимировал в пуританской религиозной традиции практику крайне эмоциональных обращений. Написанный талантливым литератором, «Достоверный рассказ» был популярен среди жителей Британской Америки и во многом создал терминологический аппарат, с помощью которого деятели Первого «Великого Пробуждения» описывали религиозное «оживление» и пропагандировали свои достижения.

Серия загадочных смертей, произошедших в Нортгемптоне[839], встревожила прихожан Эдвардса. Обратившись к нему за советом, они получили необходимое наставление и стали следовать его рекомендациям: сначала молодежь была разбита на группы для регулярных молитвенных собраний, слушания проповедей и обсуждения религиозных вопросов, затем их примеру последовали люди более старшего поколения. Началась серия «обращений», когда самые недостойные прежде люди приходили к пуританскому священнику, раскаивались в прошлых грехах, рассказывали о колоссальных изменениях, произошедших в их душах, и становились полноправными членами конгрегации.

С нескрываемым удовлетворением Эдвардс отмечал, что все большее число его прихожан «пробудились к религии» и стали рассуждать о путях к спасению: «Большое и искреннее беспокойство относительно самых важных вопросов религии и вечной жизни души можно наблюдать во всех концах города, среди людей всякого положения и возраста <…> все другие разговоры, кроме как о духовных делах, вскоре были оставлены, и при каждой встрече, в любой компании и при каждом случае беседа велась только об этом, если же речь не шла о делах <…> Разговора о другом в компании не терпели. Взгляды всех были направлены лишь на Царствие небесное, и каждый страждал попасть туда <…> Все, кто были склонны рассуждать о вере, были увлечены великим пробуждением (курсив мой. — И. Х.). Обращения происходили самым удивительным образом, их число возрастало и возрастало <…> души людей действительно устремились к Христу <…> Изо дня в день на протяжении многих месяцев можно было видеть явные примеры того, как грешные люди чудесным образом выходили из тьмы к божественному свету»[840]. Таверна, как и другие увеселительные заведения, вскоре опустела, в прежде шумных компаниях стали обсуждать религиозные вопросы, жители Нортгемптона стали больше времени проводить в семейном кругу за чтением Священного Писания: «каждый день теперь был похож на святую субботу»[841].

Волна «ривайвлов» в отдельных конгрегациях в 1735 г. стала распространяется с необыкновенной быстротой, охватывая все новые и новые новоанглийские поселения, прежде всего в долине реки Коннектикут[842]. Своим авторитетом Дж. Эдвардс закрепил право на существование крайне эмоциональных обращений, полных «ужасных крика и шума», объясняя, что таким образом верующие «испытывают на себе особенное воздействие Святого Духа и проходят через духовные испытания»[843]. Перед пуританским священником стояла крайне непростая задача: с одной стороны, действительно пробудить колонистов к новой духовной жизни, а с другой — не допустить опасного разгула эмоций и обвинений в сектантстве и квакерстве. Среди прихожан Эдвардса было две разновидности обращений. Первой было относительно спокойное осознание необходимости перемен в духовной жизни — такое обращение было свойственно в основном зрелым людям. Второй вариант предполагал энтузиастическое «пробуждение» и был больше распространен среди представителей молодого поколения. Именно этот вариант и стал отличительной чертой религиозной жизни эпохи Первого «Великого Пробуждения», охватившего колонии Новой Англии в 1740-е гг.

Проблематике Первого «Великого Пробуждения» посвящено значительное количество научной литературы, однако до сих пор содержание, смысл, хронологические рамки и региональные особенности этого религиозного движения является предметом острых дискуссий среди исследователей[844]. Сам термин «Великое Пробуждение» (The Great Awakening), прочно вошедший в научную литературу, вызывает серьезные возражения ряда исследователей, отрицающих «невероятную» силу, масштаб и неожиданность этого явления, буквально «захлестнувшего» все континентальные владения Великобритании на Атлантическом побережье Северной Америки[845].

Преобладающий в современной американской историографии так называемый «трансатлантический подход», изучающий сложную природу связей между метрополией и ее американскими колониями, особое внимание уделяет взаимовлиянию идей набиравшего силу английского методизма и религиозного «бума» в Британской Америке[846]. Именно приезд известного английского проповедника, одного из основателей методизма Джорджа Уитфилда привнес новые элементы евангелического протестантизма в американские колонии. Уитфилд объехал весь англо-саксонский мир, помимо британских колоний в Северной Америке, он побывал в Уэльсе, Шотландии, на островах Карибского бассейна, став самым известным религиозным деятелем XVIII столетия для Британской империи (за период 1738–1770 гг. он 13 раз пересекал Атлантику). В глазах английского евангелиста все разрозненные религиозные «оживления» (рост влияния методизма в различных регионах Великобритании, расцвет пиетизма на европейском континенте, евангелизация американского протестантизма) объединяются в грандиозную картину масштабного обновления веры.

Первое «Великое Пробуждение» было сложным и неоднозначным явлением, в рамках которого эволюционировало множество разнонаправленных течений[847]. Поэтому было бы неверным связывать его исключительно с проповедническими турами разнообразных религиозных деятелей пиетистского толка, вдохновленных приездом Уитфилда[848]. Их оппоненты, выступавшие против «энтузиастического» религиозного обновления, столь яростно проповедовавшегося сторонниками «оживления», также влияли на складывание принципиально новой религиозной ситуации в Британских колониях.

Для того, чтобы составить общую картину религиозного противостояния 1730–1740-х гг., нужно охарактеризовать такие ключевые для религиозной ситуации Первого «Великого Пробуждения» понятия, как «новые огни» («New Lights») и «старые огни» («Old Lights»). Говоря в общем, сторонники первых представляли собой евангелическое[849], пиетистское движение, проповедовавшее более искренний, проникновенный контакт с Богом; их активность несла изменения в систему церковных приходов, вызывала дробление последних, отделения групп верующих и конфликты с местными священниками. Подобный сепаратизм был серьезной угрозой для официальных или просто традиционно укрепившихся в отдельных регионах церквей. Лидерами «новых огней» были так называемые «странствующие проповедники», стремившиеся охватить своей проповедью как можно больше людей вне зависимости от их конфессиональной принадлежности, зажечь в них искреннюю веру, отвратить от всепоглощенности материальными заботами. Ареной религиозной жизни становились массовые собрания верующих под открытым небом. Проповедь, прочитанная при огромном стечении народа, часто на восходе или закате солнца, рождала ощущение колоссального духовного подъема, очищения, «обновления» веры. Эпоха «Великого Пробуждения» высвободила скрытую до той поры эмоциональность протестантской веры.

Наблюдая за всплеском интереса к религии, Бенджамин Франклин отмечал: «Изменения в религиозной жизни совершенно удивительные. Никогда здешний народ не демонстрировал такой готовности посещать проповеди, а священники такого