— Товарищ Лацис, — остановил Агабек резидента на полпути, — я должен обсудить с вами размер денежных выплат моему агенту.

Лацис, как всегда при напоминании о деньгах, сморщился, словно от зубной боли.

— Ну, что там у вас?

— За информацию, добытую агентом Золотая ручка, я выложил шесть миллионов тенге.

— Да вы что, с ума сошли? Это же вознаграждение всей нашей агентуры за три месяца.

— Да, но вся наша агентура и за год не смогла бы представить нам столько ценных документов. Тем паче что через три месяца всей этой информации была бы грош цена. Если бы не агент Золотая ручка, то еще неизвестно, узнали бы мы вовремя о заговоре или нет.

— Да, эта Золотая ручка нам дороже золота обходится, — уже без возмущения, сдержанно произнес Лацис, скрываясь за дверцей шкафа.

Целая неделя прошла с тех пор, как Агабек последний раз встречался с Соломеей. И все это время он места себе не находил, представляя, как смазливый и обходительный англичанин дарит ей самые откровенные знаки внимания и как она, эта истинная дочь Евы, эти знаки принимает.

Агабек однажды уже убедился в этом. Заранее зная об их встрече и желая самостоятельно понаблюдать за одним из своих объектов — англичанином Хадсоном, он по привычке, устроившись в чайхане, расположенной напротив гостиницы «Европейская», вскоре увидел его в сопровождении Соломеи. Невысокого роста, моложавый, довольно смазливый англичанин, никого не замечая, кроме своей черноглазой красавицы, что-то рассказывал на ходу, явно пытаясь вызвать у нее улыбку. Пройдя мимо чайханы, парочка двинулись по главной улице в сторону Регистана, центральной площади, расположенной напротив дворца эмира. По ходу движения Хадсон ненавязчиво помогал женщине перепрыгивать через многочисленные лужи и ручейки, струящиеся из переулка в переулок после недавнего дождя.

Ничем не примечательные бухарские дома, в которых жизнь семьи сосредотачивалась не в узеньких комнатушках, а на глинобитной крыше, в этот день были пустынны. Лишь изредка на них появлялись любопытные создания, закрытые с ног до головы разноцветными накидками. На одной из этих крыш Агабек неожиданно увидал двух бухарских евреек, это было видно по открытым лицам и богатым нарядам. Обе были довольно симпатичны, но одна из них обладала прямо-таки исключительной красотой. Увидев одиноко бредущего вслед за влюбленной парочкой Агабека, они засмеялись и весело закивали ему своими черноволосыми головками. А та, что была чуточку покрасивее, даже подмигнула ему.

«Как все-таки прекрасны эти еврейские чертовки, — подумал про себя Агабек. — И зачем мне волочиться за Соломеей, когда таких, как она, здесь хоть пруд пруди. По-моему, та, что сейчас мне подмигивала, ничем не уступает ей. — В ответ на это сладко защемило сердце, словно защищая его от сиюминутного наваждения. — Разве можно сравнивать эти юные, смазливые мордашки с ангельским личиком Соломеи, ее не только внешней, но и внутренней красотой, — вещало сердце, раздувая пламя любви и желания. — Но что я могу поделать, ведь она свободна в своем выборе, тем более что я сам дал ей это право, сделав своим платным агентом. И сейчас, может быть, она старательно выполняет все мои инструкции, не больше и не меньше», — думал Агабек, в бессильной злобе и отчаянии сжимая в кармане пиджака небольшой браунинг, подаренный недавно Лацисом за успешную вербовку «Золотой ручки».

Вслед за парочкой Агабек миновал бесконечный ряд узких улиц, которые чем дальше, тем становились все грязнее и грязнее. Видя, что дальше не пройти, не замочив пышного платья своей спутницы, англичанин подозвал извозчика. Вслед за ними перебрался в вовремя подвернувшийся экипаж и Агабек.

Миновав еще несколько самых грязных улиц, Агабек, увидев перед собой настоящую водную равнину, удивленно воскликнул:

— Откуда здесь все это?

— Ливень был! — беззаботно пояснил извозчик, смело направляя экипаж в самый центр огромной лужи. Чтобы не замочить ноги, Агабеку пришлось благоразумно поднять их на сиденье, ибо вода почти достигала внутренности экипажа.

Немного погодя экипаж торжественно выехал на площадь Регистана, остановившись перед дворцом эмира.

Изо всех городов и местностей, виденных Агабеком в Туркестане, подлинный Восток нигде не был так ярко представлен, как на этой площади перед дворцом бывшего бухарского властителя. Увиденное здесь столпотворение торговых людей и животных, разноязычный шум богатого торжища сразу же переносили человека с воображением к сказкам «Тысячи и одной ночи». Казалось, что стоит только вообразить, и из распахнутых настежь ворот непременно появятся Синдбад-мореход, Али-Баба или Ходжа Насреддин. Но вместо этих легендарных восточных героев Агабек неожиданно увидел у ворот дворца задравшего голову англичанина Хадсона, которому луноликая, черноволосая красавица с упоением рассказывала, наверное, что-то о дворце и эмире. Тот удовлетворенно кивал головой, а в заключение даже поцеловал своему прекрасному гиду ручку. И так это у него ловко и элегантно получилось, что Агабек искренне ему позавидовал.

Вокруг Регистана расположена масса мечетей, и Хадсон в сопровождении Соломеи, конечно же, пошли их все осматривать. Начали с самой большой мечети на площади Маджиди-Калан. Агабек слышал от кого-то из своих многочисленных знакомых бухарцев, что когда-то по пятницам сам эмир совершал там намаз.

Смешавшись с толпой, он подошел как можно поближе к интересующей его парочке, и став у Соломеи за спиной, прислушался к ее рассказу.

— Этот минарет, — указала Соломея на стоящую рядом с мечетью высокую каменную башню, — самый высокий в Бухаре. Его высота более 200 футов. С этого минарета сбрасывали вниз женщин, уличенных в грехе прелюбодеяния. Последняя такая казнь была совершена незадолго перед бегством эмира.

— Какое зверство, — возмущенно произнес Хадсон. — Скоро, очень скоро мы принесем в эту варварскую страну настоящую европейскую цивилизацию, — добавил он, все еще с недоверием глядя широко раскрытыми глазами на легендарную башню смерти.

Не желая попасть на глаза Соломее, Агабек отстал, а затем и вовсе махнул на все рукой и без всякого настроения поплелся на вокзал. Он не хотел себе признаться в том, что наблюдение за Хадсоном и Соломеей не только не ответило на вопрос — являются ли они любовниками, или женщина просто выполняет его задание, а наоборот, вызвало в его израненной душе еще больше вопросов и подозрений. Из всего увиденного он сделал единственный для себя вывод, что Соломея, несмотря ни на что, по-прежнему ему не безразлична — и в то же время прерывать ее знакомство с Хадсоном ни в коем случае нельзя. Вновь, как и раньше, в глубине его души боролись два чувства — любовь и долг. И на этот раз долг победил.

Вот почему, когда Соломея сообщила ему о том, что на неделю уезжает с Хадсоном в Ташкент, Агабек лишь холодно проинструктировал ее