class="p1">— Мне надоело, — призналась она. — Поедем до самого города и там уже сообразим, как нам быть.

Рэй не возражал. Дорога была пыльная, длинная, скучная, но в такой приятной компании всё это не имело значения. Теперь они ехали вдоль лугов, рощ и перелесков, знакомых ему с детства. Как часто Рэй бывал в этих краях в одиночестве. Вон в тех сосновых кущах он целый сезон подряд учился писать лесные пейзажи. А к северу от этих полей, едва научившись рифмовать, сочинил свой первый детский стишок, когда объезжал их с отцом.

Куда ни глянь — одни поля,

Рэди-Калус — моя земля!

«Стыдоба-то какая, — подумал он, вспомнив. — Но для пятилетнего малыша не так уж плохо».

— Вы пишете стихи? — спросил он свою собеседницу. Паландора с ленцой подняла на него большие синие глаза.

— Стихи?.. — протянула она. — Нет. Не пишу. Но читаю. Я декламирую их детям вслух, и мы вместе учим их наизусть во время работы. Говорят, это развивает память. Кроме того, так время летит быстрее.

— А я иногда пишу, — признался Рэй. — Я, конечно же, не претендую на наличие таланта, и мне ещё многому предстоит научиться, но мне очень нравится это занятие.

— Какой вы интересный человек, — заметила Паландора. — Рисуете, играете на арфе и даже сочиняете стихи! Уверена, вы куда более талантлив, чем пытаетесь казаться.

— Ну что вы! Это просто времяпрепровождение. Хотя, на мой взгляд, стихосложение — это самое лучшее и увлекательное занятие на свете, особенно когда тебя настигает вдохновение за пределами замка. Впоследствии, даже годы спустя, ты выезжаешь на прогулку, и каждый твой любимый закоулок, — берег озера, лесная поляна, вершина холма, — одаряют тебя воспоминаниями: вот здесь ты написал первые строки поэмы. А у подножия этой горы сочинил сцену встречи главных героев. Понимаете? Теперь вас с этими местами связывает нечто большее: общая тайна.

— В один из этих дней, — сказала Паландора, — вам следует прочитать мне что-нибудь из стихов вашего сочинения.

Рэй согласился, но без особого энтузиазма. Если предъявлять на зрительский суд свою живопись ему было достаточно легко ввиду нейтральных и общеизвестных тем, которые он избирал, то с поэзией дело обстояло по-другому. Она была чем-то личным, сокровенным, за что бы ему не хотелось впоследствии краснеть. Рэй никому не признавался, но его чрезмерно огорчал тот факт, что его старший брат, как оказалось, умудрился прочитать его последний сонет без разрешения. Иногда, в самый неподходящий момент он вспоминал об этом, и у него всё сжималось в груди от стыда и бессилия. Он вспомнил об этом и сейчас и, стиснув зубы, ещё раз кивнул.

— Да. Хорошо. Знаете, я задумал написать поэму — такую длинную, страниц на сто, а, может, и все двести. Но количество знаков и страниц здесь роли не играет, куда больше важна сама тема. Это будет о превратностях судьбы, о месте человека в жизни, о непростом пути главного героя. Ну и, конечно, о любви, — добавил он вполголоса, зардевшись. — Только нужно сначала определиться с языком.

— Почему с языком? — спросила Паландора.

— Потому что от него зависит читательская аудитория. А уже от аудитории зависит уклон поэмы. Если писать для эскатонцев, придётся говорить о политике и добавлять мораль. А виктонцы, напротив, больше тяготеют к раскрытию внутреннего мира героев, ну и к торжеству прогресса.

— Разве нельзя писать просто для себя? — поинтересовалась Паландора. — На любом языке, который вам ближе, и о вещах, интересных конкретно вам? Где вам есть, что сказать, или где невозможно молчать?

— Можно, конечно. Но мама говорит, что тогда это — камерное искусство. Оно не будет продаваться. Не то чтобы меня интересуют продажи, просто если уж браться за что-то большое, потраченное время и силы должны хоть как-то окупиться. Это уже папа так считает.

— А что думаете вы?

— Я не могу отрицать их правоту, — заметил Рэй. — Поэтому для начала мне предстоит всё тщательно распланировать, прежде чем приступить к работе. А работы там будет очень-очень много, — добавил он с улыбкой. Паландора возвратила ему эту улыбку и дополнила её звонким смехом.

— Вы так говорите, как будто находите это приятным.

— Разумеется! — воскликнул Рэй. — Когда перед тобой такой объём работ, ты чувствуешь, что впереди у тебя очень много лет, каждый день из которых ты проведёшь продуктивно и ни о чём не пожалеешь!

Этот его энтузиазм и позитивный взгляд в будущее пришлись ей по душе. Они были заразительны. Паландоре и самой захотелось подыскать себе какое-нибудь крупное дело, которое заняло бы её на долгие годы.

— Стало быть, ваши подданные запомнят вас как герда и как поэта, — отметила она. Рэй вздохнул:

— В том случае, если я буду писать на эскатонском. Иначе как они смогут прочитать мои произведения?

— А вы введите в обязательную школьную программу изучение виктонского языка, — посоветовала она, но только рассмешила Рэя.

— Для начала придётся ввести в Рэди-Калусе саму обязательную школьную программу, — сказал он.

— Уже неплохое начало. Насколько мне известно, именно это была одна из самых первых реформ кианы Виллы. За тридцать лет она дала ощутимые результаты. Жители Пэрферитунуса не уступают по уровню образования обитателям Эрнерборгеримуса, некоторые горожане даже отправляются продолжать своё обучение на материк.

— Да, я об этом слышал, — ответил Рэй и внезапно признался, что тоже хотел бы последовать их примеру. Что, на самом деле, он всегда мечтал поступить в университет Виттенгру и изучать изящные искусства — и теперь, когда ему исполнилось семнадцать, он мог бы исполнить свою мечту, но едва ли обладал достаточными знаниями для успешной сдачи вступительных экзаменов. Кроме того, отныне ему предстояло стать гердом, так что об университете и речи быть не могло.

— Не всем мечтам суждено исполниться, — добавил он с присущим своему возрасту пафосом. — Но это не значит, что следует прекратить мечтать.

Паландора с ним согласилась и задумалась о своих мечтах. Чего бы желала она? Стать гердиной, конечно, править так, как правила Вилла, быть любимой и почитаемой всеми. Каким образом это достигается, девушку беспокоило мало, важен был сам факт, что она умна и прелестна, и ею восхищаются. А ещё она хотела бы, чтобы все узнали о том, какими удивительными силами она обладает, и ценили её ещё и за это. Преклонялись перед её уникальными талантами. «Гердина и ведьма», — произнесла она про себя с замиранием сердца, и тут же устрашилась собственных мыслей. Ведьмы были угрозой, их ненавидели и истребляли, и никогда, никогда она не сможет раскрыть никому свою главную тайну. А этот юноша переживал из-за какого-то университета! Ей бы, Паландоре, его горести,