средних лет в военном мундире. Его плечи украшали генеральские эполеты, а взгляд был твёрд и полон решимости. Один из таких эполетов лежал на постаменте перед картиной, рядом с зажжённой свечой, а по боковым стенам алькова стояли две низкие скамеечки с тёмно-синими подушками, на которых были вышиты серебряные полумесяцы и золотые шары с зигзагообразным хвостом.

Паландора знала, что ей не стоило здесь находиться в отсутствии хозяев, но не могла оторвать взгляд от портрета. Мужчина был похож на киана Тоура, только светловолос и с виду более суров. Как догадалась девушка и что подтвердила надпись на портрете, это был его отец, киан Грэм Рэдкл, генерал сухопутных войск Ак'Либуса, командовавший островными легионами — точнее, поддерживавший их в состоянии боевой готовности, поскольку в годы его командования Алазар не вёл активных боевых действий, а на отдалённый остров и вовсе никто никогда не нападал. Как поговаривали злые языки, киан Грэм от безделья пристрастился к охоте и как-то раз глухой осенью свалился в овраг Шаффиранского леса и сломал ногу. Рана загноилась, и спасти его не удалось. Его внуку Рэдмунду тогда был всего год. А вот супруга его, мать киана Тоура, прожила ещё семнадцать лет и скончалась два года назад. Паландора развернулась и заглянула в альков напротив, где висел портрет женщины, но в слабом свете свечи его было невозможно разглядеть. Не виден был и амриж на пьедестале — последнее связующее звено с усопшим человеком, объект, избранный для того, чтобы напоминать о своём владельце его потомкам. Генеральский эполет был закономерным амрижем для киана Грэма, и Паландоре на краткий миг стало любопытно, что выбрала его супруга для своего алькова. В конце концов, девушка впервые в жизни оказалась в Зале предков, которая присутствовала в каждом уважающем себя доме. В замке Пэрфе такой залы не имелось, ведь он служил, скорее, временной резиденцией для членов семьи Пэрфе. После того, как они уходили из жизни, — в случае, если они сами заблаговременно не покидали остров, — их амрижи пересылались на материк и помещались в Залу предков ближайших членов семьи. Киана Вилла планировала стать первой, чья память останется в замке Пэрфе, она указала это в своём завещании и выделила помещение для будущей Залы, которое пока пустовало. Иногда Паландора заглядывала в эту подземную галерею, пахнущую свежей штукатуркой и даже при тусклом свете ослепляющую белизною стен — место, которому предстояло однажды (при должном везении, ещё очень нескоро) стать и её последним пристанищем. Но настоящую Залу она видела впервые.

Пламя свечи колыхнулось, и девушке показалось, что она здесь не одна. Она вгляделась в тусклый полумрак и, едва убедившись в том, что в зале никого нет, услышала за своей спиной осуждающий голос.

— И что я должен думать, киана? Что вы решили, так сказать, нанести визит вежливости старшему Рэдклу в неурочное время, да ещё и без сопровождения?

Паландора вздрогнула и оглянулась. Позади неё, гордо выпрямившись в полный рост и поглаживая белесую бородку, стоял человек с портрета. Паландоре уже доводилось раньше сталкиваться с призраками. Её бестелесные радужные друзья рассказывали ей — всё больше не словами, а импульсами — об имо, покинувших этот мир, чьи души не могут вернуться в Божественный свет и маются, заземлённые горькими воспоминаниями. Что с ними лучше лишний раз не заговаривать, поскольку они полны мёртвой энергии. Они утверждали, что такие люди, как Паландора, могут помочь этим душам отправиться к Творцу, очистив за них воспоминания и стерев те незримые нити, которые держат их на привязи. Показывали, как это делается, но до сих пор Паландоре пришлось прибегнуть к их наставлениям лишь однажды весной, когда на пути в Озаланду она наткнулась на обломки саней, упавших с обрыва. Сани были пусты, их содержимое растащили местные жители, и, судя по виду, они пролежали под снегом целую зиму. Как выяснилось, в на первый взгляд пустом экипаже сидела женщина — толстобровая крестьянка с большими красными ладонями. Она неотрывно смотрела в одну точку, куталась в дырявый платок и жаловалась на зверскую вьюгу. Это было жуткое зрелище. При взгляде на неё Паландора и сама чувствовала леденящий холод. Не обращая внимания на кучера, который её поторапливал, девушка подошла к саням, положила на них руку и ясно представила себе, как пространство вокруг неё, а затем и сани наполняются чистой тёплой водой. Как вода омывает их полозья и корпус, проникает внутрь и захватывает пассажирку в дырявом платке в крутящийся водоворот — бережно и легко. Как ясные лазурные струи очищают каждую клеточку её призрачной души. Паландора не могла с уверенностью сказать, происходило ли всё это на самом деле или же у неё просто разыгралось воображение. Но, когда она открыла глаза, женщина исчезла, а самой ей внезапно стало так легко на душе, что захотелось на радостях петь и плясать. Позднее кучер сказал ей, что не видел ничего необычного, просто в какой-то момент ему внезапно полегчало. Ещё минуту назад он размышлял над ужасной трагедией, но теперь это перестало иметь значение. Словно он понял, что всё обойдется, нужно просто двигаться дальше и радоваться каждому дню. Окрылённый этой мыслью, он выпил стаканчик терпкого эля в портовом кабачке и на обратном пути рассказывал киане, как в юности танцевал джигу и сватался к своей будущей супруге.

Но сейчас появление призрака застало Паландору врасплох, в том числе ещё и потому, что сама она не вполне была в своём теле. И, к тому же, проникла без разрешения в Залу, в которую не принято входить без хозяев. Грэм Рэдкл смотрел на неё оценивающим взглядом и не спешил встречаться с ней глазами. Паландора отошла на шаг назад и, подняв голову, решилась с ним заговорить.

— Прошу прощения, достойный киан. Я знаю, меня здесь быть не должно. Извиняюсь за то, что потревожила ваше уединение, и не посмею вас больше беспокоить.

На лице призрака отразилось недоумение.

— Ну надо же, — сказал он и вытянулся в струну. — Ты меня видишь, девочка? Послушай, как ты вообще сюда попала? Я не заметил, чтобы кто-нибудь открывал дверь.

Паландора стушевалась. Её настиг двойной конфуз: она не просто заглянула туда, где ей не следовало бывать, но ещё и сделала это запрещённым способом и теперь была вынуждена оправдываться перед человеком, которого давно уже не было в живых, но который, так или иначе, оставался достойным предком и полноправным хозяином этого замка. Он заслуживал уважительного отношения. Но что произойдет, если призрак догадается о том, что она —