Годы спустя, когда мне самой пришлось испытать ужас входящего в класс преподавателя, я поняла, что нужно очень сильно любить учеников, чтобы открыть им то, что тебе дорого; чтобы рискнуть и показать кучке подростков предмет твоего искреннего воодушевления, твои сокровенные мысли, волнующие тебя стихи, зная, что они могут над тобой посмеяться или встретить все это с каменными лицами, с полным равнодушием.

Учась в университете, я навещала Пилар в школе. Когда она вышла на пенсию, мы встречались в кафе рядом с ее домом. Мне хотелось благодарить и благодарить ее за то, как неблагоразумно она верила в нас и нас учила нас. Считала, что мы достойны знания. Делилась с нами таинственным тихим умением слушать голоса из прошлого.

Мы говорили часами, перескакивая с насущных забот на Древнюю Грецию, нашу точку соприкосновения. Осознавая парадоксальность ситуации: мы понимали, что жить в нашу любимую эпоху было бы ужасно – женщин тогда не допускали до власти, лишали свободы, словно навечно оставляли несовершеннолетними. Пилар, столько лет посвятившая блистательному греческому наследию, понимала, что античность обрекла бы ее на прозябание во мраке. И она горевала по забытым поэтессам, по их словам, рожденным в тишине.

63

История литературы начинается внезапно. Первый автор в мире, подписавший свои тексты, – женщина.

За полторы тысячи лет до Гомера Энхедуанна, поэтесса и жрица, написала цикл гимнов, отголоски которого мы слышим в Псалтири. И с гордостью поставила под ним свое имя. Она была дочерью царя Саргона I Аккадского, объединившего Центральную и Южную Месопотамию в одну большую империю, и теткой будущего царя Нарам-Суэна. Расшифровав фрагменты ее текстов, найденных лишь в ХХ веке, ученые так поразились блестящему сложному стилю, что прозвали ее «Шекспиром шумерской литературы». «Того, что сделала я, никто раньше не делал», – пишет Энхедуанна. Ей же принадлежат древнейшие записи об астрономических наблюдениях. Она обладала могуществом и смелостью, участвовала в напряженной политической борьбе, познала изгнание и ностальгию. И никогда не переставала писать гимны Инанне, своей богине-покровительнице, госпоже любви и войны. В самом лиричном и известном гимне она приподнимает завесу над процессом творчества: лунная богиня приходит к ней в полночь и помогает «зачать», а потом «произвести на свет» новые живые стихи. Это волшебное, эротическое, ночное свершение. Энхедуанна первой – насколько мы знаем – описала от первого лица рождение поэтического слова.

Многообещающее начало не получило, однако, продолжения. В «Одиссее», как я упоминала, юный Телемах приказывает матери замолчать, потому что ее голос не должен звучать на людях. Мэри Бирд с тонким юмором анализирует этот гомеровский эпизод. «Говорить – дело мужчин», – Телемах имеет в виду общественный дискурс, связанный с властью, а не просто болтовню или сплетничанье, которые всякому – в том числе и женщинам, особенно женщинам – были позволены.

Шиканье Телемаха на Пенелопу открывает целую серию подобных мотивов во всей античной литературе. Например, философ Демокрит, защитник демократии и свободы, автор многих новых идей, ничтоже сумняшеся рекомендовал «женщине в речах не упражняться, потому что нет ничего ужаснее». Молчание на людях, писал он, – лучшее украшение женщины. В картине мира греческой цивилизации было запечатлено: общественное слово принадлежит только мужчинам. Политика, ораторство и в большой степени литература относились к мужским владениям. Не будем забывать, что афинская демократия зиждилась на исключении женщин – а также чужеземцев и рабов, то есть большей части населения. Как говорил герой британского сериала 1980-х годов «Да, господин министр»: «Мы имеем право выбирать лучшего мужчину на эту должность, вне зависимости от его пола».

Следует, однако, учитывать, что в разных частях Греции дела обстояли по-разному. Очередной парадокс: Афины, оплот политических экспериментов и интеллектуальной смелости, были, возможно, самым суровым в отношении женщин греческим городом. В этой блистательной столице женщины – если рождались в богатых семьях – почти не выходили на улицу: они были заключены в домах, ткали в стенах гинекея, вдали от общественных пространств и бурления агоры. Бедные, разумеется, не располагали возможностями и капиталом для подобного семейного апартеида, но, с другой стороны, скудное существование, нужда, тяжелый труд и давление обычаев тоже не способствовали свободе.

Как и прочие аттические развлечения, театр предназначался исключительно для мужчин. Все авторы, актеры и хористы были мужчинами – хоть нам и нелегко сегодня представить бородатого афинянина, изображающего Антигону или Электру. В классический период, когда Афины были главным городом Греции, отсутствие женщин в культуре особенно бросалось в глаза.

На побережье Анатолии и ближайших к нему островах Эгейского моря, на границе Азии, где селились греки-эмигранты, существовал другой, более открытый мир. Там запреты были не так строги, заключение – не так безнадежно. Девочки получали образование, и богатым и знатным женщинам удавалось возвысить голос – некоторые исследователи усматривают в этом отблески утраченного матриархата. По словам Платона, на острове Крит «отчизну называли матчизной». В знаменитой битве при Саламине целой флотилией управляла единственная известная нам главнокомандующая Античности. Звали ее Артемисия, и происходила она из города Галикарнас в Малой Азии, где и царствовала. Будучи гречанкой, она тем не менее заключила военный союз с персидскими захватчиками. Рассказывают, афиняне назначили за ее голову награду в десять тысяч драхм, ибо «негоже женщине воевать против Афин».

А совсем неподалеку, на острове Родос, имел место и вовсе неслыханный случай: молодая девушка, не являясь гетерой, участвовала в мужских пирах. Ее имя было Эвметида, то есть «обладающая острым умом», но все знали ее как Клеобулину, потому что она приходилась дочерью Клеобулу, одному из семи мудрецов. Как и Энхедуанна, Клеобулина была царевной. Она умела мыслить политически и разумно распоряжаться своим влиянием. Говорят, внушила отцу быть ласковее и добрее к подданным. С детства играючи сочиняла загадки, покуда вплетала ленты в косы. Даже написала гекзаметрами целую книгу загадок, которую вспоминали и века спустя. Один античный текст изображает Клеобулину на симпосии, где она совершенно свободно чувствует себя в мужском обществе. Улыбается, участвует в беседе, шутит, расчесывая и растрепывая шевелюру одного из семи мудрецов. Отличаясь находчивостью и остроумием во времена, когда женщинам почти не разрешали открывать рот, Клеобулина напрашивалась на высмеивание. Мы знаем, что один греческий комедиограф написал пародию на нее, которая так и называлась (во множественном числе) – «Клеобулины». Можно предположить, что утраченная ныне комедия изображала персонажей, похожих на «Смешных жеманниц» Мольера: нелепых девиц, одержимых словесными играми и мнящих себя очень умными, а на деле – невыносимых зануд. Пишущим женщинам неизменно угрожала насмешка, все норовили подставить им кривое зеркало. Возможно, поэтому они увлекались тайнами, намеками, иносказаниями, предположениями. Карлос