с дребезжанием зазвенел телефон. Лугин метнулся в коридор и оттуда в комнату начальника. Цируль застыл в ожидании на крыльце. Вытянул шею, будто хотел из-за стен услышать слова. Не только он, все мы стихли. Надеялись, что телефон принесет важную весть, ответ на мучивший нас вопрос.

Лугин вернулся встревоженный и взволнованный:

— Первое отделение разоружают...

— Кто? — загремел своим басом Цируль.

— Не установлено...

Цируль махнул своей большой пятерней, ругнулся:

— Эх, дьяволы!

Шагнул в коридор, но Лугин остановил его:

— Связь прервалась... На полуслове... Надо ехать.

На этот раз Цируль согласился с Лугиным.

— Давай! На коня и в отделение. Может, там узнаешь, наконец, в чем дело.

Кто подвел коня, не помню. Он будто ждал седока около крыльца. И Лугин влез в седло. Тяжело влез, не кавалерист был, чувствовалось — по земле ходить привык, крепко стоял на ногах, — а вот в седле неуверен. Однако дал шпоры коню, и тот с места взял наметом. Я думал, не удержится Лугин. Удержался. Только качнулся слегка назад на первом броске, но тут же упрямо сбычил голову, припал к луке, и конь понес его по дороге, выбивая копытами белые клочья замерзшего снега. Заметил я еще, что правой рукой Лугин поправил вскинувшуюся кобуру нагана. Следом на вороном коне поскакал сопровождающий милиционер. Ему-то Цируль успел крикнуть:

— В драку не ввязываться... Разведать — и назад!

Не знаю, услышал Лугин бас начальника или нет. Боец должен был услышать. А вот передал ли приказ Лугину? Нет, наверное. Потому, что через двадцать минут все уже свершилось. Свершилось страшное...

Мы продолжали стоять у канцелярии. Выстрелы, как будто, стихли. На время стихли. Лишь у военной крепости щелкнула раз-два винтовка. Глухо, словно разряжали ее на земле.

В недолгой тишине раздался звонкий рокот автомобиля. Со стороны Романовской катили две легковые машины, высвечивая улицу тусклыми фарами. Мы засуетились — чьи машины? Не откроют ли с них пальбу.

Дежурный спрыгнул с крыльца, побежал навстречу, щелкая затвором винтовки:

— Стой!

Машины замерли на минуту, потом двинулись снова. Свои! Если пропустил дежурный, значит, свои. Мы сразу как-то повеселели. В такой момент появление автомобилей почему-то вносило уверенность, ободряло. Главное, напоминало об обычном. Мы расступились, пропустили машины к крыльцу.

Это приехали председатель ТурЦИКа В. Д. Вотинцев, председатель горсовета Н. В. Шумилов, его заместитель В. И. Финкельштейн, председатель ТуркЧК И. П. Фоменко, председатель Совнаркома В. Д. Фигельский, А. Н. Малков... Они вышли из автомобилей шумные, бодрые, даже кто-то из них пошутил помню: «Вон какая армия у тебя, Цируль, а ты беспокоишься...»

Начальник охраны никогда, по-моему, не улыбался. Не замечал я этого. Он и на шутку товарищей не откликнулся. Глядел хмуро.

— В первом отделении буза... Поехал Лугин выяснять...

Вотинцев перешел на тротуар, оттер застывшие руки, прислушался к тишине. Сказал, ни к кому не обращаясь:

— Кажется, поспокойнее стало...

Теперь я услышал его волнение. Затаенное волнение — он не верил наступившей тишине, принимал ее настороженно. Шумилов и Финкельштейн негромко переговаривались с Цирулем. Уловил я лишь несколько фраз:

— Ну, как ты считаешь? — допытывался Финкельштейн.

Бас в ответ гудел слитно, рокотали звуки и их нельзя было отделить.

— Все-таки? — вытягивал Финкельштейн.

И снова рокот, тихий, неясный.

— На что надеются беляки, — рассуждал Финкельштейн. — Это же бессмысленно, поднимать сейчас руку на Советы.

— И все-таки, пытаются, — заметил Шумилов. — Военком подозревает какую-то провокацию. Надо разобраться, что делается во втором полку... Кто там мутит воду...

Фоменко, разговаривавший до этого с Шарафутдиновым, бросил фразу:

— Подчиненные Осипова и мутят. Тот же Ботт. Зря мы отпустили этого поручика.

Фоменко намекал на историю, которая произошла четыре дня назад в чека: был взят брат Ботта, его подозревали в причастности к контрреволюционному заговору. Во время обыска в квартире нашли оружие. Евгений Ботт, адъютант Осипова, почувствовал опасность. Брат его, в сущности еще мальчишка, конечно, действовал по чьему-то указанию и на следствии мог назвать фамилии заговорщиков. В первую очередь адъютанта Осипова. Евгений Ботт взял группу красноармейцев из второго полка, ворвался в чека и потребовал освобождения брата. Ему отказали. Инцидент едва не принял характер вооруженного столкновения. В дежурной комнате готовы были прозвучать выстрелы. Только вмешательство Червякова, председателя военно-полевого суда, предотвратило вооруженную схватку. Эскадрон, сопровождавший Ботта, был отправлен в казармы, а самого адъютанта арестовали. В среду Осипов приехал и взял его на поруки. Дал слово разобраться во всем и, если потребуется, расстрелять. Он просил, угрожал, снова просил. Ему поверили. Выдали Ботта. Выдали без согласия коллегии ЧК. Позже этот свой поступок чекисты осудили — не следовало, видимо, доверяться военкому, тем более, что Ботт вызывал серьезные подозрения и его надо было допросить хотя бы...

Вотинцев возразил Фоменко:

— Если подчиненные Осипова действительно мутят, мы разберемся. Для этого и едем во второй полк. Там все выяснится...

Тишину разорвал залп винтовок и захлебывающийся стрекот пулеметов. Залп прозвучал со стороны крепости. И тут же неистово зазвенел телефон в канцелярии. На крыльцо выскочил Кампенус, один из подчиненных Цируля, торопливо позвал Финкельштейна к аппарату:

— Звонит Белов!

Финкельштейн, помню, оживился сразу. Он, верно, подумал, что узнает сейчас новости, получит, наконец, сообщение о положении в городе. Возможно, вся заваруха пошла от крепости. Поднялся на крыльцо, вошел в коридор.

Мы ждали. Вернее, ждали Шумилов, Вотинцев, Фоменко. Они придавали значение этому разговору. Для нас, бойцов, главное, сейчас было — получить приказ что делать? Уже полчаса прошло. Никакого распоряжения. Холод донимал. Кони до того застыли, что стали цепенеть. Понуро опустили головы.

Финкельштейн вернулся успокоенный:

— Ну, все почти ясно... Какая-то вооруженная часть подошла к крепости, видимо, она послана Осиповым. Он выполняет решение исполкома о ликвидации смуты среди курсантов учебной команды...

Все зашумели:

— Но почему ночью?

— Зачем понадобилось в такое время обострять обстановку.

Фоменко выругался:

— Провокация. Может подняться гарнизон крепости. Черт знает что произойдет!

Вотинцев смотрел на Финкельштейна и ждал объяснения.

— Я пояснил Белову, что мы едем во второй полк к Осипову, все выясним и позвоним оттуда в крепость.

Вотинцев кивнул:

— Ну что ж, едем...

Они направились к машинам.

— Может, подождем Лугина, — предложил Фоменко. — Вернется, расскажет.

На мгновенье задержались у автомобилей. Все-таки хотелось быть уверенными, что предстоящий шаг действительно необходим. Слова Фоменко вселили сомнение, заставили задуматься. Машины уже снова урчали, чуть подрагивая и густо чадя газом. Этот рокот торопил, а тут еще