Еще мгновение, и он готов был нажать на один из потайных рычагов на тыльной стороне стоящего рядом дубового стола, и тогда бы уже никто во всей вселенной не смог больше любоваться красотой черноглазой дикарки. Посреди комнаты, там, где стояла девушка, находился закрытый пушистым персидским ковром металлический люк, под которым зиял бездонный колодец.

Но что-то удержало повелителя от этого необдуманного поступка. Может быть, жалость к этому маленькому затравленному зверьку? Вряд ли. Он давно забыл, что это такое. Просто на ковре, который должен был провалиться вместе с наложницей в подземелье, светились и переливались всеми цветами радуги его драгоценности. А лишиться сразу и девушки, и богатства было выше его сил.

Он только зыркнул исподлобья на строптивую горянку, словно желая испепелить ее своим гневным взглядом, но она нисколько не смутилось от этого, а напротив, смотрела на него смело и упрямо, словно черная пантера, всегда готовая к прыжку.

— Эй, слуги, ко мне!

В комнату тут же ввалился евнух и, низко склонив голову перед хозяином, заученно произнес:

— Слушаю и повинуюсь.

— Я последний раз спрашиваю, о женщина, подчинишься ли ты воле своего хозяина или будешь продолжать упрямиться? — немного отойдя от гнева, спросил эмир.

— Я же сказала, что если ты меня не отпустишь, то мой жених все равно меня найдет и освободит, чего бы это ему не стоило.

— Заточить ее в башню скорби, — раздраженно приказал повелитель верному слуге. — Я надеюсь, что к следующей нашей встрече она будет более покладистой, ибо Аллах вершит судьбами людей на небесах, а я на земле, и горе тому, кто посмеет мне противиться.

Глава XXII. Афганистан. Кабул. Октябрь, 1924 год

Отгороженное от пыльной улицы невысоким глинобитным дувалом здание посольства РСФСР в Кабуле, которое раньше принадлежало городскому сборщику податей, мало соответствовало своему настоящему предназначению. В большинстве своем афганские дома, разделенные на мужскую и женскую половины, состояли из трех-четырех комнат и множества чуланчиков, где богатые горожане хранили свои продукты и одежду. А посольству нужны были не только кабинеты, но и жилые комнаты. Но как говорится: «В тесноте, да не в обиде», и посольские служащие постепенно привыкли к тесноте, большую часть времени проводя под развесистой, огромной толщины чинарой, которая защищала своих обитателей не только от дождя и пыли, но и от солнца и промозглого зимнего ветра.

Когда Агабек и Братов подъехали к воротам посольства, часовой афганец поспешно их отворил.

— Ассалям алейкюм, рафик Братов, — радостно прокричал он, пропуская путников на территорию посольства.

— Ассалям алейкюм, рафик Сайдулла, — ответил дипкурьер, спешиваясь.

Сидевшие под чинарой сотрудники дипломатической миссии вскочили с лавочки и наперегонки кинулись навстречу дипкурьеру.

— Здравствуйте, товарищ Братов!

— Как там на Родине, товарищ Братов?

— Привез ли газеты, товарищ Братов?

— Какие вести привез, товарищ Братов? — посыпались со всех сторон вопросы.

— Здравствуйте, дорогие мои, — отвечал Братов, пожимая руки живущих на чужбине товарищей. — Дома все нормально! Индустриализация, — со смаком произнес он новое, еще не заезженное в Афганистане слово. — Почту вам самую свежую привез, — сказал он в заключение и, перекинув через плечо свой потрепанный брезентовый мешок с секретной корреспонденцией, направился в дом. Агабек, соскочив с коня, в то время как посольские, окружив дипкурьера, выпытывали у него новости, незамеченным прошел к входу в посольский дом, ожидая своего попутчика. Вмести они зашли внутрь. Сначала Братов направился в небольшую комнатушку, которую занимал секретарь посла.

— Здравствуйте, товарищ Бурученко, — приветствовал он худого болезненного вида человека в пенсне.

— О-о-о, товарищ Братов. А мы вас через месяц ждали, — обрадованно произнес секретарь, вставая из-за стола. Чуть-чуть не задевая своей лысой головой потолок, он, в два шага отмерив половину комнатушки, искренне затряс протянутую Братовым руку.

— А это товарищ Рахимбай, ваш новый сотрудник, — представил своего спутника дипкурьер.

— Вы смелый человек, — сказал секретарь, крепко пожимая Агабеку руку. — Редко кому удается за месяц добраться к нам через Гиндукуш, — откровенно признался он, с любопытством разглядывая опаленное горным солнцем и обветренное холодным поднебесным ветром лицо незнакомца.

Сдав документы секретарю, Братов присел на стул и тут же уснул. Не уговариваясь, Бурученко и Агабек подхватили дипкурьера под руки и аккуратно, чтобы не разбудить, отнесли в комнатушку, служащую в посольстве кладовой и в то же время гостиницей. Там среди сломанных пишущих машинок и пачек бумаги впритык друг к другу стояли две кровати, заправленные серыми солдатскими одеялами. Уложив Братова, Бурученко удовлетворенно произнес:

— Железный человек, — и, окинув Агабека внимательным взглядом, озабоченно добавил: — Вы, наверное, тоже устали? Может быть, отдохнете?

— Нет! — категорически заявил Агабек. — Мне надо срочно переговорить с послом.

— Надо так надо! — ничему не удивляясь, произнес Бурученко и, заботливо накрыв спящего мертвым сном дипкурьера одеялом, взятым со второй кровати, направился к выходу. Осторожно прикрыв двустворчатую дверь, он метровыми шагами направился по коридору вглубь посольского дома. Агабек еле-еле поспевал за ним. Остановившись у массивной, обитой кожей двери, секретарь постучал.

— Войдите, — раздался глухой, чуть слышный голос.

Сделав Агабеку знак подождать, Бурученко зашел в кабинет и плотно прикрыл за собой дверь. Прошло несколько минут, прежде чем дверь открылась.

— Заходите, — сказал секретарь.

Агабек вошел в просторный кабинет, который больше походил на приемную, потому что вместо официального двухтумбового стола и десятка стульев здесь размещались два стоящих друг напротив друга кожаных дивана, к которым были придвинуты четыре кресла. Между ними стояли два журнальных столика, больше похожих на достархан. Только в дальнем углу, у окна стоял небольшой однотумбовый стол, за которым сидел седовласый человек с редеющей на затылке шевелюрой.

— Полноправный представитель Советского Союза в Афганистане товарищ Старк, — торжественно объявил секретарь.

Агабек, подойдя вплотную к столу, представился:

— Рахимбай!

— Очень приятно, товарищ Рахимбай, — ничем не выражая своих эмоций, радушно сказал посол, протягивая руку. — Присаживайтесь, — добавил он, указывая на ближайшее к нему кресло.

Проходя к креслу, Агабек краем глаза заметил на столе распечатанный пакет с пятью сургучовыми печатями.

«Посол уже все обо мне знает, — подумал он, объясняя этим его деланое равнодушие, можно сказать, даже холодное отношение к своей персоне. — Это и понятно, ведь товарищ Мессинг предупредил меня о непрекращающейся ведомственной борьбе, развернувшейся в последние годы между НКИД и ОГПУ, и необходимости выстраивания своей линии в отношении сотрудников посольства», — вспомнил наставления Мессинга Агабек, напряженно глядя мимо посла, в окно.

— Товарищ Бурученко, вы можете быть свободны, — сказал Старк секретарю и, подождав, пока закроется дверь, полуобернувшись к Агабеку, продолжил: — Я хотел бы сразу расставить все точки над «i», чтобы между нами не было каких-то неясностей. Прежде всего, я бы