войска к вечеру 5 каус должны выйти к Кагану и охватом с запада и востока внезапно атаковать врага, с тем чтобы, разделавшись с большевиками и их пособниками, ранним утром следующего дня мощным ударом обрушиться на головы неверных. Одновременно с северо-востока на Бухару начнут наступление войска достопочтимого Сардара-дотхо. К полудню, волей Аллаха, моджахеды ислама освободят крепость и дворец нашего Светоча и Защитника веры, Великого эмира Бухары. И тогда весь правоверный мир встанет на защиту Бухарского царства и не позволит больше неверным топтать священные земли нашей многострадальной страны.

Присутствующие внимательно выслушали военного министра. Во время его доклада эмир несколько раз порывался встать и что-то добавить, но своевременно сдерживал себя, ибо понимал, что ни в коем случае нельзя прерывать этого торжественного и долгожданного в жизни всех присутствующих момента.

В тронном зале повисла звонкая тишина. Слышно было лишь, как стучится в окно какое-то насекомое.

— В случае нашей великой победы мы, кроме наших земель и наших подданных, получим финансовую и военную помощь не только со стороны нашего брата Амануллы-хана, но и от далекой, но дружественной нам Великой Британии, — прервал затянувшееся молчание эмир. И прерванная им тишина тут же взорвалась громогласными здравицами и восхвалениями в адрес эмира, его афганского брата, короля Великобритании и вице-короля Индии.

Эмир поднял руку, призывая всех к тишине. И только дождавшись, пока смолкнут последние славословия, продолжал:

— В этом последнем и решительном походе в защиту веры пророка ислама против неверных вам надлежит быть в единении и послушании волей Аллаха и моей поставленному над вами главнокомандующим Ислам-беку-дотхо, Повелителю Локая. Я требую беспрекословного повиновения и выполнения всех его приказов и распоряжений. В случае, если кто-то из военачальников вздумает противоречить и уклоняться от выполнения своего мусульманского долга, Ислам-беку-дотхо вменяется применять строжайшие взыскания, вплоть до присуждения, согласно шариату, к смерти. И горе тому, кто прогневит Аллаха и меня! А верных мне моджахедов ислама я богато вознагражу. Наиболее выдающиеся военачальники, когда я возвращусь на свою благословенную родину, получат в награду земли и города. Аллах всезнающ и всемогущ, и потому заслуги ваши перед Всевышним навечно останутся в летописях религии. Да благословит Аллах всех вас на великую победу во имя ислама. Ом-м-ми-н-н!

— Ом-м-мы-н-н! — вслед за эмиром провозгласили его верные подданные.

— А теперь слово Его превосходительству Ислам-беку-дотхо, Повелителю Локая! — торжественно провозгласил военный министр, заметив нетерпеливое поерзывание эмира, которому, по всей видимости, уже надоело сидеть на своем таком богатом, но таком неудобном троне.

— Ваше Высочество, уважаемые министры, советники и военачальники, приближается день, к которому мы готовились многие годы. Сегодня у нас есть сила, достаточная для того, чтобы не только освободить нашу многострадальную родину, но и защитить ее от неверных. Я искренне верю, что всемогущий Аллах дарует окончательную победу моджахедам ислама и враг будет полностью уничтожен! Да будет с нами воля Аллаха! Ом-м-мы-н-н!

— Ом-м-мы-н-н! — в едином порыве провозгласили присутствующие.

Официальная часть была благополучно завершена, довольный этим эмир торопливо соскочил с трона и быстро скрылся в своих внутренних покоях.

Военный министр пригласил всех присутствующих в зал, где для участников приема были уставлены самыми изысканными яствами столы.

Темир, как чиновник по особо важным поручениям, который считался приближенным эмира, тоже присутствовал на военном совете. Стоя возле карты, он старательно запоминал все то, что говорил военный министр, чтобы как можно точнее передать своим друзьям о плане предстоящего в скором времени похода на Бухару.

Прибыв несколько дней назад в Калаи-Фатуме, он не находил себе ни минуты покоя до тех пор, пока, передав все свои донесения и наблюдения советникам эмира, вплотную не занялся розыском Юлдыз. Теперь он точно знал, что она находится в гареме эмира. А со слов излишне болтливого консула Закир-Шаха знал он и о потайном ходе, ведущем в святая святых дворца. Теперь необходимо было незаметно прокрасться в сад и воспользоваться старинным подземельем для скорейшего освобождения любимой из золотой клетки гарема.

Все его попытки незаметно добраться до заветного входа были безрезультатными. Дважды он натыкался на усиленные разъезды нукеров, охраняющих дворец, а однажды чуть было не попал в руки начальника дворцовой стражи, когда, разворошив хворост, горой лежащий в заветном уголке сада, пытался воспользоваться тайным лазом. Он вовремя заметил опасность и, притворившись безмерно возмущенным халатностью часовых, заставил токсобо вместе с сопровождающими его помощниками и адъютантами заделывать в дувале брешь, промытую осенним ливнем. Пока те были заняты заделыванием промоины, Темир, делая вид, что помогает им, спокойно забросал вход ветками, так, что даже при самом тщательном рассмотрении ничего подозрительного видно не было.

Только накануне заседания военного совета он сумел с наступлением темноты незаметно добраться до заветного лаза. Оказавшись в затхлом и сыром подземелье, Темир зажег свечу и, осмотревшись вокруг, направился по узкому и мрачному коридору к заветной цели.

Как и рассказывал Закир-Шах, тоннель вскоре стал расширяться, из темноты появились ступени, которые поднимали его все выше и выше. Он был уверен, что с каждой ступенькой приближается минута, когда он сможет вновь, как и прежде, лицезреть свою Юлдыз воочию.

Вскоре он смог уже различать громкие голоса, звучащие за толстыми стенами. Но только услышав тягучую печальную песенку, которую где-то рядом выводил тонкий женский голосок, он понял, что наконец-то достиг святая святых эмира, его гарема. Темир остановился, осветил стену, внимательно рассматривая каждую щелку, каждую трещинку между кирпичами. Наконец на высоте глаз он заметил глубокую царапину, словно кто-то пытался выковырять кирпич. Сунул в щель острие кинжала и начал водить лезвием из стороны в сторону. Почувствовав, что кирпич поддается, чуть надавил на рукоятку, и он легко выпал из гнезда. Темир, прислушавшись, уже более отчетливо смог разобрать слова песни, которую любила напевать Юлдыз:

В моем сердце огонь,

Я горю, как свеча.

Перед хворью бессильно

Искусство врача,

Из души моей искры

Летят, как с углей,

А из глаз моих слезы

Текут, как ручей.

Мою душу спасти,

Исцелить мою плоть

Могут только любимый

Да всесильный господь…

Темир еще не видел девушку, которая поет, но был уверен, что это она, его любимая.

Вслед за первым кирпичом поддался еще один, потом другой, и вскоре Темир сумел проделать в стене отверстие, через которое без особого труда можно было залезть в покои эмира. От звонкоголосой певуньи его отделяли лишь тонкий шелк, которым были обиты стены покоев, да плотно прилегающий к стене ковер. Оставалось только разрезать ткань, приподнять ковер,