процессы ответственности, связанные с беспокоящими его последствиями. Но у взрослых все по-другому. Любознательностью ребенка движет удивление, а у взрослых во многих случаях она становится движителем познания. Мы хотим знать, как что-то работает, как это отрегулировать, усовершенствовать, изменить, и в глубине этого мышления заключена идея власти. Наука напрямую подпитывается этой любознательностью взрослых. Например, Оппенгеймер, один из создателей атомной бомбы, директор знаменитого «Проекта Манхэттен», записал в своем блокноте:

«Когда видишь что-то технически привлекательное, ты просто берешь и делаешь это, и только достигнув технического успеха, задумываешься, что со всем этим делать. Так же случилось и с атомной бомбой».

Это является указанием на то, что любознательность взрослого не может быть нейтральной: она вдумчива, и стоит задать себе вопрос, предполагает ли факт наличия возможности сделать что-то обязанность это делать.

Не так давно во время записи одной из самых старых в телевизионной сетке программ – La aventura del saber («Авантюра познания») – я встретился с профессором Мартинесом Мохикой, известным во всем мире первопроходцем в области технологий CRISPR, генетического копипаста, и спросил его о процессах этической ответственности в рамках его исследований. Он ответил, что в университете работал биоэтический комитет, и рассказал о своей работе как исследователя, разрабатывавшего техническую часть в сотрудничестве с другими специалистами из разных стран мира.

Помню, как я сказал ему, что был удивлен, когда узнал, что в нынешнем составе Национального комитета по биоэтике не было ни одного специалиста по этике – все его члены были докторами права, медицины, биологии, экономики… и среди всех тринадцати членов был лишь один дипломированный специалист в области философии и теологии. Это, по моему разумению, говорит многое о модели общества, в котором мы живем, где направление развития указывают наука и техника, над которыми господствует экономика, и где намного, находясь с каждым разом на все более непреодолимом расстоянии, отстает «гуманистическая любознательность», заполняющая полки книгами по самопомощи, но не разрешающая всех подобных проблем.

Конечно, после анализа состава Комитета по биоэтике излишне говорить о том, что в него входят все, кто входит, но не входят те, кто должен был бы входить. Уже в фигуре Гиппократа, одного из отцов медицины, технические навыки соединялись с философскими знаниями, недаром он общался с такими философами, как Демокрит и Горгий, а говоря о законодательстве, стоит только вспомнить такие две самые известные книги, как «Законы» Платона и «Политика» Аристотеля, в которых философия неотделима от развития и организации общества. Но философия, этическая мысль, гуманитарные науки и в особенности критическое мышление переживают сложные времена.

Разве можно сомневаться в том, что мы должны углубить исследования самих себя, если не хотим утратить философское отношение к жизни? Но мы должны делать это с позиций гуманистической и ответственной любознательности. Быть любознательным ради того, чтобы быть любознательным, ни к чему не приведет. Напротив, мы можем прийти к тому, что любознательность в итоге убьет кошку, генетически изменит и оживит ее, как чудовище Франкенштейна.

Мы должны развивать любознательность с малых лет, но, если мы хотим, чтобы эта любознательность дала практические плоды, необходимо одновременно задействовать критическое мышление.

Любознательность – это не цель, а средство ее достижения, и нам нужно заранее продумать, какой план мы желаем реализовать.

Это чудные, но гнетущие времена. Мы лезем из кожи вон, чтобы приложить всевозможные усилия и пройти через все или хотя бы через максимально возможное количество искушений. Это погружает нас в гиперактивность: даже сидя на диване в 23:30 и пытаясь смотреть сериал, мы не можем удержаться от соблазна проверить уведомления в социальных сетях, а возможно, и ответить на электронное сообщение по работе, пришедшее час назад с пометкой «срочно». И в довершение ко всему, когда подобная гиперактивность отсутствует в нашей жизни, нас обуревают эмоции. Эмоции неудовлетворенности, тревоги, а во многих случаях – тоски и грусти, смешанных со скукой, которая иным кажется невыносимой.

Отведенные под книги по самопомощи полки не перестают расти, растет и беспокойство об эмоциональном воспитании, и не только на академическом уровне – достаточно просмотреть новости о педагогических техниках и курсах эмоционального воспитания, которые проводятся везде и всюду, – но и в том, что касается роста общественного запроса на мероприятия, ориентированные на управление и/или понимание эмоций, коучинг, осознанность, медитацию, йогу… Каждый уважающий себя спортивный зал или фитнес-центр предлагает их как элемент «ментального здоровья», но организуются ли мероприятия, где уделялось бы внимание надлежащему развитию критического мышления или где помогали бы размышлять над жизненной философией, которая в наибольшей степени подходила бы каждому из нас?

Мы хотим заниматься делами и чувствовать себя хорошо, но в итоге из-за отсутствия возможности делать все, что хотим, мы впадаем в тоску и, как следствие, не чувствуем себя хорошо. Неудивительно, что мы, выросшие в мире действия, покорившиеся господству гиперактивности, не способны провести анализ проекта собственной жизни.

В большинстве случаев вместо прокладывания собственного пути мы даем себя увести по пути других. Знание того, какое у нас жизненное мировоззрение, какая жизненная философия больше всего нам подходит с учетом наших личных обстоятельств, предполагает отказ от действий и их замену созерцанием, размышлением.

Мы постоянно живем в условиях ускорения, поэтому в итоге ищем быстрые решения, отгораживающие нас от возникающих проблем. Кабинеты детской педагогики переполнены, психологи не справляются, консультации психиатров расписаны на долгое время вперед. Находясь в поисках этих «профессионалов умственного здоровья», часто мы посещаем несколько сеансов, получаем рекомендации или соответствующие таблетки и надеемся, что изменения не заставят себя ждать. Мы ходим на занятия, которые ныне называют «коучингом по умственному здоровью» и которые предлагают определенные решения для конкретных проблем, но не способны изменить жизненную модель. Итак, если у нас уже имеются встроенные в структуру нашего общества источники оказания помощи, то к чему обращаться к философии? Какой смысл искать решения наших проблем через теории ряда мыслителей, кажущихся столь отдаленными от наших жизней как в историческом отношении, так и с учетом структуры общества? Причина достаточно проста: многие наши текущие и грядущие проблемы не зародились спонтанно, им потребовалось время для разрастания, а мы стремимся решить их с помощью мгновенных терапевтических методов. Мы хотим наложить заплатку, чтобы купировать проблему, но затем не применяем лечение. Для этого, как правило, задействуют визиты к психологу или даже к психиатру; в обоих случаях мы стремимся к тому, чтобы в определенный момент восстановить нарушенное проблемой равновесие, но после этого остается самое сложное – искоренить ее.

В целом проблемы имеют длинный временной шлейф, они не решаются с помощью сеансов или таблеток и сопровождаются глубокими размышлениями