надо было говорить в самом конце, а она забыла абсолютно все слова! Сначала лесть, восхищаться им. Она же им на самом деле восхищается! Что ей стоит сказать, что она думает? Но слова не шли на ум, и Эстель замерла перед ним, боясь пошевелиться. Он, конечно, ее молчание примет за надменность. Она внутренне заметалась, губы ее приоткрылись, и она хотела что-то сказать, но забыла сразу же, как только подняла на него глаза.

Что-то изменилось в его лице. Из жесткого, каким было в коридоре, оно как будто оттаяло, и теперь перед ней был ранимый юноша, а не жестокий воин. Глаза его сияли, когда он смотрел на нее. И вот он сделал шаг. Эстель замерла, все мысли из ее головы вылетели, будто их и не было никогда. Он сделал еще шаг, поднял за подбородок ее голову, и очень нежно коснулся губами ее приоткрытых губ. Эстель вздрогнула, но он вдруг обхватил ее стан руками, не переставая целовать ее губы, прижал к себе. Руки его были нежны, и она совсем не испугалась, наоборот, положила руки ему на плечи, и вдруг поняла, что тоже целует его.

— За ваш поцелуй я готов поплатиться чем угодно, — прошептал он.

— Вы никогда не простите меня? — отозвалась она.

— Я вас давно простил, тем более, что и прощать нечего, но забыть, конечно, пока не могу.

Эстель отстранилась, и он нехотя отпустил ее. Матильда была права, думал он. Торжество, когда ты получаешь то, чего так долго добивался, намного ярче, чем когда добыча сама падает в руки. Эстель сама целовала его. Ее поцелуй был полон страсти, и руки ее лежали у него на плечах. Прошло совсем немного времени с тех пор, как она за тоже самое коснулась его шлема.

— Все служанки на празднике, — Эстель подошла к зеркалу, — помогите мне вынуть шпильки, Эдуар.

Он шагнул к ней. Эстель сняла с головы обруч и накидку, и села на стул. Руки его дрожали, когда он коснулся ее волос, а потом по одной вынимал серебряные шпильки, украшенные красными камнями.

Вот он положил перед ней полную пригоршню шпилек. Эстель подняла руки, сняла заколку, и волосы ее черным водопадом упали ей на плечи. Эдуар задохнулся от вида ее с распущенными волосами, покрывающими ее до талии пышными черными волнами. На фоне волос глаза ее показались ему настоящими звездами. Он опустился на колени у ее стула, тронул ее за плечо, и, когда она повернулась к нему, принялся целовать ее, зарываясь руками в черные волны волос. Эстель отвечала, скинув с него обруч и пропуская его волосы сквозь пальцы.

— Я люблю вас, Эстель, — прошептал он, на миг отрываясь от ее губ, — я безумно люблю вас!

Эстель резко встала. Он тоже поднялся. Она отошла от него, обхватила себя руками.

— Я сказал что-то не то?

Эстель обернулась к нему. Щеки ее пылали.

— Я позволила вам слишком много, — сказала она.

Он вспыхнул.

— Так ударьте меня. Можете и мечом. Ваши поцелуи стоят очень дорого.

Эстель тоже вспыхнула. Быстро подошла к нему, подняла руку. Он сжал губы, ожидая удара, но удара не последовало. Она легко и нежно коснулась его щеки. Потом притянула к себе его голову, и сама нашла губами его губы.

— А ваши поцелуи? — спросила она, отстраняясь, и не позволяя ему снова целовать себя, — ваши поцелуи чего стоят?

— Они стоят моей вечной верности, — прошептал он.

— И меня за них не будут убивать?

Он рассмеялся:

— Нет. Не настолько уж они и ценны.

— Матильда считает иначе, — она кокетливо улыбнулась.

— Передайте Матильде, что я вечный ее должник.

Эстель мягко высвободилась из его объятий.

Отошла к окну. В голове ее крутилось множество мыслей, все они путались и сбивались. Инструкции Матильды, эмоции, невысказанные слова, что шли от сердца.

— Эдуар, у меня к вам просьба, — голос ее зазвучал ровно, будто она читала написанный текст, — служанок нет, а мне требуется искупаться. Думаю, что девушки наполнили бочку, и если вы сможете долить горячей воды, я буду благодарна вам.

Она исчезла за занавесом, и вскоре вышла, подзывая его к себе.

Бочка была закрыта крышкой, и вода в ней была достаточно горяча. Рядом стояли ведра, наполненные горячей водой. Эдуар как во сне вылил в бочку два ведра воды, потом помог Эстель развязать платье, и держал ее руку, когда она, совершенно обнаженная, прикрытая лишь плащом черных волос, поднималась по ступеням в бочку. Вот Эстель прыгнула в воду, брызги задели и его, намочив одежды, а ее улыбающееся лицо показалось из воды. Волосы намокли, и мокрыми прядями висели вдоль раскрасневшегося лица.

— Уходите за занавес, — сказала она, и плеснула на него водой.

Он стоял, не в силах пошевелиться.

— Я позову вас, Эдуар, когда вы мне понадобитесь.

Время тянулось очень долго. Эдуар сидел на сундуке за занавесом, сжимая себя руками, и слушая, как Эстель плещется в воде. Воображение подкидывало ему яркие образы. Страсть полностью завладела им. Чтобы сдержать ее требовалось полное сосредоточение. Тело его молило о любви, молило вернуться за занавес, схватить Эстель в объятия и отнести ее на кровать. Каждый плеск воды вызывал в нем волны желания.

— Эдуар?

Он вздрогнул, будто очнувшись. Вскочил с сундука и бросился к ней.

Эстель стояла на верхней ступеньке. Абсолютно мокрая, она протянула ему руку.

Он взял в свою ее мокрую ладонь, сжал губы.

— Подайте мне полотенце.

Полотенце лежало на столике в трех шагах. Эдуар взял полотенце, и накинул ей на плечи. В этот момент самообладание дало сбой, он встал за ее спиной, и обнял ее за плечи, ища губами мокрую кожу шеи. Руки его легли ей на грудь, и Эстель выгнулась ему на встречу.

— Отпустите.

Он тяжело дышал, разворачивая ее к себе. Эстель нахмурила брови, хотя он видел, что она тоже возбуждена до предела, губы ее приоткрыты, а глаза подернулись дымкой.

— Прелюбодеяние — страшный грех, Эдуар, — сказала она, — и я не хочу идти против совести и церкви.

— Вы будете жалеть, если...

Она пожала плечами.

— Я не знаю. Но Господь не позволяет подобного поведения. Уходите.

Он убрал руки от ее плеч.

Эстель стояла перед ним, завернутая в полотенце, мокрые волосы ее липли к лицу, рассыпаясь змеями на белой