Графиня вздрогнула, будто только сейчас вспомнила о том, что Изабель стоит рядом с ней. Она посмотрела на нее, долго изучала что-то в ее лице.

— Ее ребенку ничего не угрожало. Но она подумала, что его хотят принести в жертву. Портал был уже открыт, и смог принять ее с сыном. Но никого более. И Диоргиль он тоже не выпустил. Сил хватило передать Ортанс... Франсуа потом долго болел, ведь держать на себе портал ой как сложно...

Казалось, графиня засыпает. Изабель подошла и коснулась ее плеча.

— Мадам! Мадам!

— И с тех пор прошло семь лет... семь долгих лет не было звезд, чтобы можно было открыть ворота... семь лет ждали этого часа... Франсуа снова подготовился, он родил сына в Рождесвто... это... это сила... Он выстрадал этого сына, пройдя через муки ада...

Изабель вся сжалась, вспомнив окровавленное тело мужа, и как она пела, растирая его водой из источника.

— Но это мой сын! — сказала она, - я... я не позволю...

Старая графиня рассмеялась.

— Все ты позволишь. Кто тебя спросит то? Ты — жена Франсуа, и мнения у тебя нет. Ты им не нужна. Нужен только ребенок.

Голова ее снова затряслась, а Изабель почувствовала настоящую ненависть к старухе, сидевшей перед ней в кресле.

— А знаешь, что я видела в ковше? — графиня подняла голову, — знаешь.

Изабель помотала головой. Ее всю трясло от желания ударить старуху, и она сжала кулаки, чтобы не сделать этого.

— Я видела смерть Франсуа. И все из-за этого ребенка... Все из-за ребенка! — глаза ее вспыхнули, — да, я хотела ребенка убить. Но Франсуа сказал, что жизнь младенца ценнее его жизни. Я верю ему. Франсуа обладает великими знаниями. Он — один из лучших. Он почти что как его отец!

— Я...- Изабель сдерживала участившееся дыхание, — я ничего не хочу больше знать! — воскликнула она и выбежала из комнаты, хлопнув дверью.

— Зря, — донесся до нее голос старухи, хотя она бежала по коридорам и явно не могла ее слышать, — знание — самое ценное в этом мире. И чем ты больше знаешь, тем больше можешь изменить...

— Не хочу! Не хочу! — кричала Изабель.

Она бросилась в комнату Ноэля, схватила ребенка на руки, прижала его к себе и наконец разрыдалась.

…

— Ты должна нам помочь, — Эстен стоял у окна, и смотрел на море, — если ты не поможешь, то никто уже не поможет. И Ноэль тоже должен помочь.

— Старая графиня сказала, что видела смерть Фраснуа, и что смирилась с ней ради Ноэля. Я ничего не понимаю, — Изабель сжала голову руками, — Эстен, умоляю, увези меня отсюда!

Он обернулся к ней и медленно кивнул.

— Обещаю, Изабель. Обещаю, любимая. Сразу после обряда. Если... если останусь в живых, — добавил он шепотом.

Конец его фразы Изабель не слышала. Она убежала, боясь, что позволит себе лишнего с чужим женихом. Она боялась, что не сдержит желания обнять его, и тогда сам Господь Бог их не остановит. Ей так нужна была его поддержка, тепло его рук, ласка его губ... Ей было так страшно. Ей было так сложно разобраться в том, чего она не понимала, и в чем должна была принимать непосредственное участие. Она и ее ребенок. Малыш, которого она должна защитить.

…

Ортанс сидела на скамье в парке, пытаясь читать пустой романчик. Но в голове ее был только образ Марселя в его новом облачении. На видела его в церкви, и то, как он смотрел на статую Христа, заставляло ее глотать слезы. Она потеряла его навсегда. И вовсе не женщина стала ее соперницей. Ее соперником был сам Господь... Призванные... призванные слышат тихий голос, призванные никогда не сбиваются с пути. И даже если сердце дрогнет на секунду в груди, они продолжают идти своей дорогой.

Путь Марселя она видела до конца. Путь к свету. К тому свету, что сумела разглядеть Ортанс в его душе еще до того, как он попал на камень и осознал этот призыв. Еще до того, как был призван. Ортанс закрыла лицо руками. Ей было одновременно больно и светло, будто свет, что исходил от Марселя, коснулся и ее души. Ей хотелось встать и следовать за его светом.

— Ортанс?

Она резко обернулась.

Эстен стоял в отдалении и смотрел на нее с улыбкой.

— Привет, — сказала она.

Он подошел и сел рядом. Ортанс всегда хорошо относилась к нему, понимая, что судьба была жестока, связав их неразделимой цепью.

— Ты вся светишься.

Она улыбнулась.

— Я думаю о Марселе.

Эстен пожал плечами. Ортанс, такая юная и такая странная, смотрела на него своими огромными зелеными глазами.

— Если следовать за ним, то ведь станешь светиться отраженным светом, — проговорила она, будто размышляя в слух.

— Возможно.

— Те, кто призван, они пылают изнутри. Но ведь я всегда могу...

Она не договорила, задумавшись. Эстен молчал, рассматривая свою невесту.

— Мы играем с огнем, Ортанс, — наконец сказал он, — и только Господь может помочь нам выбраться из этой переделки живыми.

Задумчиво глядя куда-то вниз, она только пожала плечами.

— Мне все равно... я... я не боюсь. Мне нечего бояться. Я выросла в лабиринтах. Я видела Свет в душе Марселя. Я вижу Свет и сейчас, будто он рядом. Эстен, — она вскинула на него сияющие глаза, — Эстен, я знаю, что я должна делать! Я знаю, как всех спасти!

Глава 23. Песнь камней

— Марсель...

Ортанс стояла в полной темноте. Она звала его, звала, будто он мог отозваться там, где нет света. Сама она войти в Свет не могла, ибо не те силы вели ее, что вызывают Свет.

— Марсель!

Свет засиял где-то далеко. Ортанс подхватила юбки и бросилась к нему, как к своему спасению.

Марсель сидел на берегу моря на высокой террасе, кидая хлеб чайкам.

— Я слушаю тебя, Ортанс, — спокойно проговорил он.

Черное его одеяние колыхал ветер. Спокойные глаза смотрели на нее без всяких эмоций. Это был Марсель, только совсем другой. Подстриженные кругом волосы делали его лицо практически незнакомым.

— В полнолуние будет открыт проход в лабиринт, — сказала она, — спаси Ноэля. Спаси всех нас!

...

Камни стояли перед ней, как лес в свете луны. Изабель казалось, что это окаменевшие воины, чьи тела за многие века обветрились, но остались в строю, несломленные и суровые. Было что-то