было женщины, что он вспыхнул от этого ее движения, еле заметного, но такого влекущего. Он поднялся, подошел к ней, и взял ее руки в свои.

— Ты позволишь? — спросил он тихо.

Она кивнула.

— Да.

Их губы встретились. Сначала неуверенно, стесняясь, потом пылко, страстно, Эдуар подхватил Жанну на руки, и отнес на скамью, где были разбросаны подушки и пледы. Она откинулась на подушки, позволяя снять с себя платье, помогая ему развязывать завязки его рубахи. Ее тонкие пальцы коснулись его груди, потом осмелели, пробежали вниз, к животу, и Жанна выгнулась ему на встречу, раздвигая ноги. Страсть захватила их обоих, но вспыхнув, вскоре погасла. И лежа рядом с Жанной и обнимая ее за плечи, Эдуар чувствовал себя изменником. Он изменил Эстель, изменил себе, изменил брату, взяв его жену на кушетке в библиотеке. Ему казалось, что от только что совершил грех со своей сестрой.

— Жанна?

Она отвернулась от него и плечи ее вздрагивали.

— Я обидел тебя, Жанна?

— Нет.

Эдуар накрылся сам и укутал ее обнаженные плечи теплым пледом.

— Это был грех, Эдуар, — сказала она сквозь слезы.

— Нам следует пожениться, — тихо ответил он, хотя совсем не хотел этого, — тогда все будет законно.

— Нет! — она резко повернула к нему заплаканное лицо, — нет! У меня чувство, будто я переспала со своим братом! — она обняла его и разрыдалась, как ребенок, — Эдуар, я люблю тебя. Но не как жена мужа! Я... я не могу быть твоей женой!

Спустя пол года Жанна вышла замуж за испанского барона. Эдуар, как и обещал, дал за ней хорошее приданое. И когда Жанна покидала его замок, он стоял на стене, все больше хмуря брови. Теперь он остался совершенно один.

Глава 12

Вести о ранении Симона дошли до Эстель достаточно быстро. Гонец описал битву немного иначе, чем все было на самом деле, выставив тамплиеров зачинщиками, а Симона несчастной жертвой. Эстель выслушала его без всяких эмоций. Возможно, она даже сожалела, что Симон выжил. И если он рассчитывал на то, что она приедет ухаживать за ним, то он сильно ошибался.

— А Эдуар де Бризе? — спросила она гонца.

— Он тоже ранен, госпожа, но не так серьезно.

Симон явился сам через пару месяцев. Эстель открыла ему ворота. Все это время она ждала Эдуара. Ждала в полном смысле слова. Она целыми днями стояла на стене, вглядываясь в даль, и даже ездила встречать его, когда ей вдруг казалось, что он уже близко.

Но Эдуар не приехал.

Симон вошел быстрым шагом и остановился перед Эстель, как обычно восседающей на своем кресле. Руки ее покоились на подлокотниках, которые она сжимала пальцами так, что становилось больно. Лицо ее было бесстрастно. Симон поклонился, и взгляды их встретились.

— Наша свадьба назначена и не может быть отложена, — сказал Симон и в упор посмотрел на нее, — вы, госпожа графиня, слишком много играли мною, чтобы теперь я мог вас отпустить. Так что соизвольте готовиться.

— Я не выйду за вас замуж, — сказала Эстель, так и не поднявшись.

— Любой суд будет на моей стороне. И, поверьте, Эстель, я не позволю обвести себя вокруг пальца, как граф де Пуатье.

Она вскинула брови и губы ее тронула улыбка.

— Это мы еще посмотрим, — усмехнулась она.

— Вы дали мне слово! — почти прорычал он, — и вы не сможете забрать его назад. Тем более, что ваш любовник уехал в Святую Землю, где собирается вступить в Орден тамплиеров! Не зря же он столько времени яшкался с ними!

— Что? — Эстель подалась вперед, и глаза ее расширились.

— Вы все прекрасно слышали, — сказал виконт, скривив губы, — ваш Эдуар де Бризе станет тамплиером. Он сейчас на пути в Святую Землю, так что поверьте мне, нет смысла сопротивляться судьбе.

Эстель побледнела, как полотно. Что дальше говорил Симон она попросту не слышала, уйдя в собственные мысли. Ей было совершенно все равно, что он говорит. Эдуар бросил ее! Она, дура, целыми днями ждала его, а он уехал, даже не попрощавшись и не прислав вести! Уехал, как только объявили Крестовый поход, хотя сбор армии был назначен на осень. Наверняка он хочет произнести обеты до того, как начнется штурм Иерусалима. Он станет совершенно чужим ей, ведь обеты нерушимы, а тамплиерам запрещено касаться женщин. Даже матери. Эстель сжала виски руками, чтобы унять внезапную головную боль. Потом поднялась, и, совершенно забыв про Симона, медленно пошла к себе. Симон что-то кричал ей в след, но она не обратила внимания на его слова. Она не слышала их, полностью погруженная в свое горе.

Эдуар не может стать тамплиером! Такой молодой, красивый, страстный, как сможет он нести этот крест? Тамплиеры всегда там, где опасность. Он же обязательно полезет в самую опасную битву.

Она больше никогда его не увидит...

Эстель упала на кровать и долго лежала, не в состоянии даже плакать. Он оставил ее, не попрощавшись, не сказав ничего о своих планах. Оставил навсегда, не давая шанса дождаться его. Снова ощутить его руки на своем теле, его губы на своих губах... Наконец-то она расплакалась, и долго не могла остановиться, жалея себя и его, безумно боясь, что его убьют в первой же битве. И она ничем не сможет помочь. Даже ее молитвы, молитвы грешной женщины, не спасут его.

Стоит ли ей уйти в монастырь? Эстель резко села на постели. Молитвы монахини действеннее, чем молитвы мирянки. Она ухаживала за больным мужем, и сможет ухаживать за больными... Или... или...

Внезапная мысль поразила ее, как громом.

Эстель встала, оправила платье. Потом закрыла глаза и глубоко вздохнула.

Если он хочет того, то пусть. Пусть станет воином-монахом. Но и она тоже... она тоже вступит в Орден. И будет рядом с ним. И если его ранят, то она будет целить его раны.

Приняв решение, Эстель тут же начала действовать. Чтобы избавиться от Симона, она сделала вид, что с отъездом любовника смирилась со своей участью и готова стать его женой. Три дня она держалась изо