лишь энергию духа. Чего ещё они там используют в своём шао-лине?! Я сильно сомневался в успехе, но при полном отсутствии других вариантов решил всё же попробовать. Блин! Больно!

Но, как говаривал мой приёмный папаша, в очередной раз вынужденный использовать ремень в воспитательных целях: «Терпи, казак, атаманом будешь!»

Я старался, пока мышцы были в состоянии удерживать руку в нужном положении, сбил в кровь пальцы, но не достиг хотя бы мало-мальского эффекта. Салага ты, Арчи!

Отдохнув, я попробовал ещё, и ещё. Снова, снова… Я уже не чувствовал ни руки, ни пальцев. Лишь отдача, разносившаяся по костям во время удара, напоминала, что они всё же есть и продолжают работать. Я забыл обо всём — голоде, жажде, темноте, замкнутом пространстве, друзьях, врагах, Силе, Паутине и даже о себе самом. Были лишь триста раз проклятая доска и рука, превратившаяся в молот.

Удар — отдых. Удар — отдых.

И в какой-то момент — получилось! Рука пробила доску, брызнувшую во все стороны миллионом щепок. Глаза ослепил белый свет обнаженного солнца.

Свобода! Я встал, выпрямился во весь рост.

Белое-белое солнце в электрически-синем небе, распластанное над бесконечными горными хребтами, покрытыми снежными шапками.

Я сделал осторожный шаг, ещё один… поскользнулся на леднике и покатился в пропасть.

И снова — тьма. Я не сразу понял, где нахожусь. Подушка под головой, тесный ящик, запах увядающих цветов.

Но ведь было солнце! И горы! Почему я опять здесь?! Или правильно будет — всё ещё здесь?! Выходит, мне привиделось …

Я ощупал крышку гроба. В том месте, по которому я так отчаянно колотил несколько часов, образовалась лишь слабая, едва заметная вмятина. Жалкий итог моих титанических усилий.

Это стало последней каплей. Я вдруг понял, с ужасающей ясностью понял, что это конец. Никто и ничто меня уже не спасёт. Здесь я и умру — медленно и мучительно, забытый и оставленный всеми.

Прости, Джемма. Я не приду.

И снова слёзы. На сей раз — жгучие слёзы обиды и бессилия. Я вытирал их кулаками, слизывал солёные капли пересохшим языком…

Вскоре я впал в бессознательное состояние, когда вроде бы и спишь, но какая-то часть мозга помнит, где ты находишься и почему здесь очутился…

О том, что было потом, вспоминать не хочется. Я то спал, то бредил… Ощущал капли дождя на лице, мучительно мечтал о влаге.

«Попробуй ещё, — шептала Ума Турман голосом Морганы, — Это же так просто!» Джемма протягивала мне стакан с водой, но жидкость испарялась, стоило мне поднести ее к губам. И снова — дождь. И фонтаны. Морской бриз.

Пить. Пожалуйста! Кто-нибудь! Хоть кто-нибудь…

Роман

В очередной раз выслушав механический голос, сообщивший, что абонент недоступен, я раздраженно сбил звонок и спрятал телефон в карман. Связи с отцом не было вот уже несколько дней, дома я его тоже не застал, и консьержка божилась, что знать не знает, куда он пропал. Я уже не раз пожалел, что не взял ключи от квартиры, когда он предлагал, хотя вряд ли бы это хоть как-то помогло с поисками. А впрочем, чего его искать? Стопудово, усвистал в Паутину решать какие-нибудь мировые проблемы. Без меня…

Я сидел на каменном парапете, отгораживающем пляж от набережной, пил безалкогольное пиво, наблюдал за яркими парусами яхт, мелькающих у горизонта. Солнце клонилось к закату, теплый ветерок трепал волосы и юбки проходящих мимо девчонок… Я, конечно, на них поглядывал, но без малейшего энтузиазма. После знакомства с Амелией все земные девчонки казались мне совершенно неинтересными. Я даже Соне ни разу не позвонил, хотя надо бы наверное сказать, что все в прошлом. Надо бы, но я не мог. Нет, это не трусость… наверное. Просто после недели в Амеште вся жизнь до казалась далекой и лишенной смысла. Я и в фехтовальном клубе ни разу не появлялся, и с друзьями так и не встретился, каждый раз придумывая новые отговорки. Да я из дома выходил исключительно затем, чтоб мать не приставала с расспросами. Ладно, через несколько дней она снова уедет, и можно будет выдохнуть. А еще через месяц каникулы закончатся, но я твердо знал, что к учебе не вернусь. Амешт, или какая-нибудь школа магии, но не скучные конспекты и формулы.

Я снова провалился не то в мечты, не то в воспоминания. Перед глазами вставал то Великий Уйх с его тролльим лабиринтом, то бой с Лукасом, только в моих видениях за нами наблюдала Амелия, то бродяга Дрон — до сих пор не могу поверить, что он какой-то там бог — помешивая угольки догорающего костра, загадочно улыбался и советовал учиться магии, то…

Прямо возле уха раздался звук хлопающих крыльев, и на камень рядом со мной опустился огромный ворон — птица в наших краях редкая. Тут, у моря, все больше чайки да вездесущие голуби. Я попробовал прогнать пернатого, но тот только отпрыгнул чуть подальше да неодобрительно каркнул, косясь на меня черным глазом-бусинкой.

— Мерлин? — спросил я наугад. Да, кто б меня сейчас послушал: здоровый лоб, а с воронами разговариваю.

— Здравствуй, Роман, — отозвался он и хохотнул. — Что, бросил тебя папочка, а сам в Паутине скрылся?

— Он вернется, — с большей, чем сам имел, уверенностью, отозвался я. — Он сказал, что вернется.

Мерлин снова засмеялся.

— Ну, когда это еще будет. Он в лепешку расшибется, но не отступится. Не понимает, что не всех принцесс можно спасти.

Я вздохнул и промолчал. Слова колдуна затрагивали какие-то струны в моей душе, не помогало даже понимание того, что он — враг, а значит ему ни в коем случае нельзя доверять.

— Кстати, о принцессах, — проговорил Мерлин и замолчал, выдерживая прямо-таки театральную паузу.

— Что с принцессами? — максимально незаинтересовано протянул я.

— Не с принцессами, а с принцессой. Одной, которую бестолковый Хайверг пробудил ото сна.

— Амелия? — я резко повернулся к нему, остатки пива выплеснулись из банки мне на руку. — Что с Амелией?!

— Да что ж ты так нервничаешь? — возмутился он, отпрыгнув еще сантиметров на десять. — Жива, здорова, готовится к свадьбе.