Наши танкисты оказались отчаянными ребятами. Они стремительно пошли на сближение с немцами и вскоре ещё две «Пантеры» задымились и встали, как вкопанные. Но и передовой наш танк подбили. К нему с боку пристроилась «Пантера» и почти в упор выстрелила, после чего башню «Т-34» сорвало и отбросило на десяток метров.

Никто из наших в этом танке не уцелел. У них не было никаких шансов. А вскоре ещё одна наша краснозвёздная машина была подбита немцами, однако до того, как её подбили, она поразила ещё две «Пантеры».

Ну и когда загорелась и встала уже восьмая «Пантера», немцы дрогнули и повернули назад. Их атака окончательно захлебнулась, когда Георгий и его друзья услышали за своими спинами громкие крики:

– Ура-а-а!!!

– За Родину!!!

– За Сталина!!!

– Бей их!!! Бей фрицев!!!

–Вперёд!!!

– Смерть фашистам!!!

С автоматами и ружьями наперевес к нашим окопам приближались до четырёх сотен бойцов свежего подкрепления, и одним из первых бежал облачённый в телогрейку и в обычную солдатскую каску отчаянный комдив. Это был рубака Геворк Тер-Гаспарян.

Никак не могло унять командование этого отчаянного кавказца. Этот полковник-армянин не желал отсиживаться на командном пункте и при первой же возможности, когда складывалась угрожающая обстановка на каком-либо участке обороны, брался за автомат и личным примером вдохновлял своих бойцов. И отчаюга Тер-Гаспарян, казалось бы, был заговорен от пуль. Он всегда лез в самое пекло, не раз вступал в рукопашную с противником и ни разу не был тяжело ранен. Но в самом конце войны, уже будучи в звании генерал-майора, при форсировании Одера его всё-таки зацепило несколькими осколками от разорвавшегося поблизости снаряда. Однако Геворк Андреевич закончил войну всё ещё находясь в строю.

В июле 1945-го он был назначен первым заместителем командующего войсками Киевского военного округа, а 11 мая 1949 года ему присвоили звание генерал-лейтенанта. Однако буквально через три месяца этот бравый герой-генерал после болезни скончался (сказалось ранение, которое он получил в самом конце войны).

***

Потери немцев были огромные – свыше сотни трупов и девять танков остались у них на нейтральной полосе, а если учитывать, что до этого было подбито ещё четыре «Пантеры» и валялось несколько десятков трупов, то смерть за несколько дней на этом участке фронта собрала обильную жатву.

Младший лейтенант Шестопалов сопровождал комдива, когда тот разгоряченный вернулся в окопы. Тут же появился и комбат Тихон Ламко.

– Ну что, бойцы, выручили мы всё-таки вас?! – усмехнулся Геворк Андреевич, передавая автомат своему адъютанту.

Тот был белее стенки. Он никак не мог привыкнуть к тому, что его командир вёл себя как хулиганистый пацан, ничего не боялся и всегда лез в самую гущу боя, где было всего опаснее. Ему никогда не сиделось на своём КП. Он даже выговоры постоянно получал за своё поведение. И уже сбился с их счёта.

– Так точно, товарищ полковник, выручили! – ответил вытянувшийся комбат, старший лейтенант Ламко. – Если бы не подоспела так вовремя с вашей стороны подмога, мы навряд ли бы удержали свои позиции. Слишком силы были неравны.

– Во-во! Ну, ла-адно, – Тер-Гаспарян снял каску и тоже передал её адъютанту, а тот ему подал фуражку.

Комдив одел её, поправил одним движением козырёк и добавил:

– Вы тоже герои! Мо-ло-дцы-ы! Я передаю тебе, комбат, четыре сотни бойцов, которых привёл на плацдарм. Распределишь их по ротам, и у тебя теперь будет почти штатный батальон.

Тут же появился вихрастый капитан в чёрном комбинезоне. Он отдал честь комдиву и представился:

– Гвардии капитан Рафаэль Мирзашев, заместитель командира второго танкового батальона гвардии майора Николая Шапиро!

– А где майор? – спросил комдив капитана Мирзашева.

Танкист молча кивнул на передовую «Т-34», которая стояла без башни.

– Погиб? – понизив голос, спросил Геворк Тер-Гаспарян.

– Сгорел со всем экипажем заживо, товарищ полковник, – ответил капитан Мирзашев. – К сожалению, эта участь многих танкистов. В нашем батальоне уже каждый четвертый так погиб.

Комдив снял фуражку, его примеру последовали все, кто находился рядом. Наконец полковник Тер-Гаспарян нарушил молчание:

– Похороните героя и весь его экипаж с почестями. Не-ет, постойте! Лучше я их заберу с собой.

– Товарищ полковник, – отреагировал гвардии капитан Рафаэль Мирзашев, – от гвардии майора Шапиро и его экипажа практически ничего не осталось. Даже документы наверняка сгорели.

– Останки их я всё равно возьму с собой, – твёрдо произнёс комдив и заключил: – Капитан, принимай командование танковым батальоном на себя и отходи со своими машинами во-он в тот овраг, – и Тер-Гаспарян показал рукой на складки местности. – Там растут деревья и по-быстрому маскируй танки… Ну, не мне тебе говорить, как надо поступать. Будете в нашем резерве.

– Слушаюсь, товарищ полковник! – гвардии капитан отдал честь комдиву: – Разрешите идти?

– Выполняйте приказ!

Комдив повернулся к комбату Тихону Ламко:

– Я направляюсь к майору Кузминову на его командный пункт, а вы тут дополнительно окапывайтесь. К вечеру подбросим боеприпасов и патронов. Думаю, вам будет после этого немного повеселей. Но ждите новой атаки, и она будет уже сегодня. Я в этом почти убеждён. Немцы обязательно её повторят. И ещё… готовьтесь, сегодня появятся и стервятники Люфтваффе. Немцы как дятлы продолжат у вас тут долбать. Они будут бить в одну и ту же точку. Я не сомневаюсь, в покое они вас так и не оставят, ребята.

Комдив после этих слов чертыхнулся и, развернувшись, направился размашистым шагом в сторону перелеска, где находились ожидавшие его несколько интендантов, которые благоразумно отстали . Адъютант и офицер – штабист последовали поспешно за своим боевым командиром.

Когда полковник удалился на некоторое расстояние, комбат Тихон Ламко, не поворачивая головы в сторону младшего лейтенанта Юрия Шестопалова, произнёс:

– О-ох, молодца! Ну всё-таки нравится мне наш полковник… Я ещё таких комдивов не встречал, а ведь воюю третий год, почитай… с самого начала войны уже!

– Да-а-а, бравый у нас комдив!– поддержал комбата Юрик.

Комбат также тихо продолжил:

– На личном счету у нашего комдива с три десятка фрицев, и дюжину из них он завалил в рукопашную, а одному из фрицев он на моих глазах так вообще шею как кутёнку свернул. Говорят и на Халхин-Голе он так же отчаянно действовал. Самураи его панически боялись. Однажды он пять япошек взял в плен, хотя ходил за одним языком. И там же, на Халхин-Голе, он стал любимцем Жукова. Тот несколько раз его хотел забрать к себе, но наш комдив наотрез отказывается переходить в штабисты. А знаешь, как его за спиной в дивизии прозвали?

– Не знаю, товарищ старший лейтенант, – откликнулся Шестопалов.

– Точно не знаешь?

– Ни разу не слышал!