всю мою семью. Интересно, я бы понравилась его маме?

– О чем задумалась? – выдергивает он меня из размышлений.

Сидя на его кровати, поджимаю под себя ноги. Гордей стоит около шкафа и внимательно изучает полки, а я – его.

Озвучиваю честно:

– Просто думала, понравилась бы я вашей маме или нет.

– Конечно, да. Что за мысли?

– А ты… уже кого-то с ней знакомил?

Наумов стреляет в меня внимательным взглядом. Возвращается к стопкам одежды.

Говорит:

– Каких-то девушек она видела. Но специально не знакомил.

Вытаскивает черную футболку с принтом, который по стилю чем-то напоминает его татуировки. Потянув за край своего лонгслива, снимает его, и я вижу его голый торс. Рот наполняется слюной. Это еще что за рефлексы?

Веду взглядом по четко очерченным мышцам груди и пресса. Он первый раз передо мной раздевается? Не помню. У Гордея на груди волосы, и темная дорожка ниже пупка.

Боже. Тяжело сглатываю и моргаю. Почему-то каждая деталь заставляет меня волноваться. Он весь какой-то…мужчина. Даже энергетика густая, тягучая, немного темная.

С футболкой в руках Наумов застывает. Тоже смотрит на меня. Кажется, безо всяких усилий считывает все мои реакции. Пауза неприлично затягивается.

В три захода тяну кислород и наконец отвожу взгляд в сторону.

– Нравится? – спрашивает он.

– Что?

Гордей склоняет голову на бок:

– Я.

– Нравится, – отвечаю с вызовом.

Тогда он одевается и подходит ко мне. Обхватив подбородок пальцами, целует в губы.

Произносит мягко:

– Я рад. Ты мне тоже нравишься.

– У тебя было много девушек? – спрашиваю вдруг. – Ты сказал, мама видела «каких-то», то есть нескольких? Но не всех?

– Рыжик, я баскетболист.

– И что?

Он смеется и еще раз меня целует. Упирается руками в кровать с обеих сторон от меня:

– Девушки были. Отношений не было.

– Звучит не очень.

– Согласен, – он кивает, – ладно, а если так? Девушки были, любви не было.

Смотрю в его карие глаза, а в груди такое ощущение, как будто из самолета прыгнула без запасного парашюта, толком свой не сложив. Либо чудом раскроется, либо разобьюсь. В груди тянет, руки холодеют.

Спрашиваю:

– А сейчас?

– А сейчас по-другому.

– У меня тоже, – говорю серьезно.

А потом сплетаю руки у него за шеей и тяну на себя. Сама целую, смело, сразу глубоко. Теперь я знаю, что с правильным человеком это может быть до сумасшествия приятным. Надавливаю ладонями сильнее, и он поддается, ложится в кровать, накрывая своим телом.

Сгораю заживо. Как будто с меня кожу сняли, и Гордей касается сразу моей души, видит мои чувства и трогает самые низменные желания. Но в то же время поражает своей выдержкой. Ни одного лишнего движения не делает, которое могло бы обидеть или испугать.

Целуемся долго, целую вечность. Все спектры эмоций перебираем. Ненадолго даже засыпаем. Когда Наумов начинает возиться, я тоже открываю глаза. Вся комната погружена во мрак. Смотрю, как он проверяет время на телефоне.

Спрашиваю тихо:

– Поздно уже?

– Да, пора домой. Кино пропустили.

– Мы утром уже были, – говорю с улыбкой.

– Хотел, чтобы ты посмотрела больше, чем пять минут от фильма.

Шлепаю его по плечу и говорю с преувеличенным возмущением:

– Не пять!

– Семь?

Смеюсь:

– Гордый, ты такой дурак.

Он ластится и трется носом о мою щеку. Кажется, вот-вот замурлычет. Говорит тихо:

– Дуракам везет. Слышала? Мне так повезло, Маш.

Я не отвечаю. Только прижимаюсь к нему крепче. Так близко, как только позволяет моя физическая оболочка, которую я почти готова покинуть, чтобы стать к Наумову еще ближе. Мой идеальный мальчик. Мой молодой настоящий мужчина. Мой дурной вспыльчивый парень. Даже если потом будет больно, пусть. Я бы ни за что от этих эмоций не отказалась. Я их все до капли выпью.

– Поехали? – спрашивает он тихо.

– Ненавижу твою пунктуальность.

– Это касается только твоего возвращения на базу.

Я хмыкаю:

– На «Черную базу»?

И Гордей отвозит меня домой на такси, как обычно. Вручает родителям и уходит. Мне сразу становится нестерпимо пусто. Как будто части тела лишилась.

Успокаиваю себя только тем, что завтра утром мы снова увидимся.

Глава 40

Маша

Но это происходит уже в другой реальности. Ну, по моим ощущениям. В какой-то искаженной, жестокой, с четким привкусом паники. Я стараюсь все делать, как обычно: умываюсь, подвожу глаза фиолетовым лайнером, надеваю любимый брючный костюм. Теперь я точно знаю, что никто не станет трепать меня за то, что я не надела бюстгальтер под топ.

Гордый встречает у подъезда, мы вместе отводим сначала Асю, а потом Егора. Младшие чувствуют мое состояние, поэтому выглядят необычно притихшими. И больше тянутся к Наумову, который внешне улыбчив и уверен, как всегда.

Когда мой брат с очень серьезным видом пожимает руку Гордею и убегает в школу, мы застываем на аллее друг напротив друга, глядя в глаза. Не думала раньше, что карие радужки могут быть такими чарующе красивыми. Магия вне Хогвартса.

Мой телефон все еще молчит. Вдруг мы прогадали с этой тактикой? Так хотя бы знала, к чему готовиться.

– Готова? – спрашивает Наумов.

– Нет. Но я тренировала снисходительный взгляд. Не пропадать же ему теперь.

Он смеется, чуть откинув голову, а потом говорит:

– Люблю тебя.

Я дышать перестаю. Это звучит гораздо серьезнее, чем «влюблен», разве нет? Не слишком рано для таких признаний? В противовес смыслу эту фразу Гордей почему-то выдает легко, как будто между прочим. Я растерянно улыбаюсь и отвожу глаза. Может быть, он сказал это в другом значении? Типа, вот ты забавная девчонка, Маша, люблю таких.

Пока я путаюсь в собственных мыслях, Наумов берет меня за руку и тянет за собой. Вливаемся в поток школьников.

Практически сразу я понимаю, что меня обсуждают. Это ощущение преследует тихими шепотками и кривыми взглядами. Я храбрюсь. Вскидываю подбородок повыше. Напускаю на себя безразличный и самоуверенный вид. А сама думаю о том, что моя сила – не только внутри меня. Она еще и в Гордее, который сжимает мою ладонь и мрачно смотрит на всех вокруг. Его потяжелевшая энергетика недвусмысленно сигнализирует о том, что им всем следует сейчас же заткнуться.

А когда заходим на территорию школы и видим на крыльце Ефима и Джипа, я и вовсе начинаю улыбаться. На секунду представляю, что было бы, не расстанься я с Ковалевым. Какое чудовищное унижение переживала бы сейчас в одиночку, будучи в отношениях с таким человеком. Меня передергивает.

Поднимаю руку и машу ребятам. Вдруг вижу, как к ним подходит Сема Аверин, до того сидевший на периллах. Он иногда напоминает мне