Маша вспыхивает и, задыхаясь, молотит меня кулаками по плечам, что веселит меня еще больше. Наконец ловлю ее и снова прижимаю к себе.

Говорю:

– Прости! Прости, – сделав паузу, добавляю, – за то, что я иногда такой деликатный и стеснительный.

– Придурочный, – шепчет она с красными щеками.

– Маш… Ну, Маш, посмотри на меня, – резко становлюсь серьезным, – я правда боюсь тебя обидеть. Хочу тебя беречь. Быть нежным. Чтобы ты понимала, как я к тебе отношусь. Чтобы была уверена во мне. Хотя… иногда это бывает сложно.

– Давай найдем компромисс? – предлагает она и тянется ко мне губами. – Золотую середину.

Коротко целую ее мягкие губы, а Гордеева продолжает, переходя на шепот:

– Я бы с удовольствием надела майку с твоей фамилией.

– Даже с такими проймами?

– Конечно. Ты ведь запомнил такое сложное женское слово.

– Только потому, – проговариваю вкрадчиво, – что ты в прошлый раз употребила его рядом со словом «голая».

Маша прижимается ближе, и мы теперь оба горим. Я это чувствую, мне не может казаться. Сосредотачиваюсь на том, как она водит руками по моей спине под курткой.

Потом вдруг замирает и отстраняется. Ловлю ее затуманенный взгляд и вопросительно приподнимаю брови.

Гордеева смущенно поясняет:

– Около школы стоим. Я совсем забыла.

– Пройдемся?

Беру ее за руку, и мы медленно идем по небольшой аллее.

– Смотри, какие деревья уже зеленые, – произношу с улыбкой, кивком указывая направление.

Маша поднимает задумчивый взгляд, чуть сдвигает брови. Говорит растерянно:

– Не заметила, когда это произошло.

– Это потому что ты вся вот тут, – указательным пальцем чуть надавливаю ей на лоб, – вылезай хоть иногда посмотреть, что тут вокруг творится.

– Ничего хорошего.

– Серьезно?

– Да ладно тебе, – Маша тоже улыбается и повторяет мой жест, добавляя, – ничего я не «вот тут».

– Хочешь, докажу?

– Боже, Наумов… Ну, попробуй.

Я тяну ее за руку, заставляя пересечь аллею. Мы подходим к ближайшему жилому дому с торца, и я спрашиваю:

– Сколько раз в день ты тут ходишь?

– Один или два. Иногда другой дорогой иду, тогда ни одного.

– Будем считать, что часто?

Лисий хвост склоняет голову на бок и перекидывает рыжие волосы на одно плечо.

Говорит:

– Допустим.

Тогда я захожу ей за спину, аккуратно поворачиваю ее голову в нужном направлении и интересуюсь:

– А это ты видела?

– Гордый, скажи честно, ты просто окончательно сошел… ох, черт, – она удивленно смеется, – что это?

– Там же написано, – замечаю самодовольно.

Гордеева подходит ближе, и я следую за ней. В самом низу дома кто-то сколотил небольшой навес и прибил на скошенную деревянную крышу буквы – «трактир Кошкин дом». Украсил двумя фигурками котов и поставил миски.

– Никогда не видела!

– Так и думал.

– Кто-то подкармливает тут котиков?

– Наверное, – пожимаю плечами.

– Ты давно заметил?

– В первый день, когда в вашу школу шли с Ефимом.

Гордеева подходит и обнимает меня. Сообщает очень тихо:

– Когда-нибудь ты и меня научишь смотреть по сторонам.

– Конечно, – чувствую, какие холодные ее пальцы под моей курткой, поэтому спрашиваю, – замерзла?

– Немного.

– Хочешь, ко мне зайдем?

Маша поднимает голову, и я вижу, как закусывает уголки губ изнутри, стараясь остановить улыбку. Интересуется иронично:

– Отогреешь?

– У тебя, я смотрю, игривое настроение сегодня? – смеюсь.

Нравится мне, когда она такая. Настоящая. Когда сама себя не боится. Джинни протягивает руку, взъерошивает мои волосы и показывает язык.

– Хорошо, Наумов, пойдем. Погоняю тебя по тестам по истории.

– Ну Ма-а-аш, – тяну со стоном.

– Что? Тебе сдавать завтра.

– Тебе тоже, – говорю, пока выдвигаемся в сторону дома, – что там осталось, кстати?

– Все мое любимое, – она вздыхает и загибает пальчики, – отжимания, подтягивания и мучительная смерть от унижения, когда ничего не выйдет.

– Все получится. Я в тебя верю.

– Это хорошо. Потому что я сама в себя не особо верю.

-… . .-. . –. ..

– Алиса дома? – спрашивает Маша, когда мы поднимаемся в лифте.

– Нет, в универе.

Смотрю на нее исподлобья, проверяя реакцию. Она сказала, что доверяет, но нельзя просто отсечь весь ее предыдущий опыт. Я надеюсь, что скоро мы забудем трусливого стендапера и все, что он сделал, но пока это еще слишком близко. Если илистое дно потревожить, то вода станет мутной. Так что я стараюсь плавать максимально осторожно.

Гордеева же вообще в лице не меняется, просто кивает и все.

Мы заходим домой, и Рыжая бестия действительно сорок минут делает со мной историю. Босс сидит рядом, положив голову ей на колени, и она рассеянно гладит его по гладкой шерсти, в этот момент объясняя, как лучше запоминать даты.

Через силу заставляю голову работать должным образом. Мне правда нужно завтра сдать, чтобы Дед наконец допустил меня до тренировок. Остальные предметы я уже закрыл, и очень надеюсь вернуться в «Черную базу». Я невыносимо скучаю.

– Гордый, – говорит Маша, когда мы наконец заканчиваем, – а почему такое прозвище? Просто потому что созвучно с именем?

Я отодвигаю в сторону ноутбук и растираю лицо ладонями. Улыбаюсь и качаю головой:

– Был один случай в детском саду. Я подрался с мальчиком, а вечером, когда папа пришел нас с Фимом забирать, вышла воспиталка. Вывела этого пацана, типа он хочет извиниться, больше так не будет, прости, мол, пожалуйста, и все такое. Папа говорил, что я обстоятельно свернул футболку, поставил в шкафчик сандалии, сказал «нет», развернулся и пошел на выход.

Маша смеется, прикрывая рот ладошкой.

Я продолжаю, довольный ее искренней реакцией:

– Это была его любимая история, постоянно ее рассказывал. И называл меня гордым Гордеем. Как-то прижилось. Тем более, что и правда созвучно.

– Похоже на тебя.

– Не пойму, это комплимент?

– Конечно.

Гордеева встает из-за стола и разминает шею. Я слежу за тем, как проступают ее хрупкие позвонки на светлой коже и спрашиваю:

– Расскажешь тоже что-нибудь?

Она поворачивается ко мне с улыбкой, а потом вдруг замирает. Не понимаю, что за эмоция мелькает в ее глазах, и потому настораживаюсь. Вопрос был безобидным, я никакого подтекста не вкладывал.

Маша тем временем подходит и просит:

– Повернись, пожалуйста.

Не сразу соображаю, но в итоге отодвигаю стул подальше от письменного стола и разворачиваюсь к Гордеевой. Она делает несколько мелких осторожных шагов и останавливается между моих разведенных коленей. Потом берет меня за руку и говорит:

– Это было не так давно, хоть мне и хотелось бы списать все на то, что я была маленькой. Мама забеременела Асей, и мы с Егором оба с катушек слетели. Он лишался роли младшего, а я с ужасом думала о том, что среди троих детей я точно буду на последнем месте.

Слушаю внимательно, слежу за тем,