носил с собой нож? Я бы сказал, что для самообороны. Но, честно говоря, это было не совсем так. Скорее это был манок для неприятностей, которых я так отчаянно хотел, и которые с каким-то мстительным удовольствием сейчас принимал.

Мама бы опять сказала, что отец сейчас в гробу вертится. Ну, что ж… не стоило ему умирать. Не пришлось бы сейчас крутиться.

Когда Андрей меня отпускает, я прощаюсь с ним за руку, а на пороге вдруг оборачиваюсь:

– Что мне светит?

Он замирает у стола с кружкой в руке. Судя по темным стенкам, ее давно следует помыть.

Говорит:

– Условка. При хорошем раскладе.

– А у вас там, – киваю на бумаги, которые он заполнял, – набирается на хороший расклад?

– Я наберу, – отвечает твердо и берется за чайник, тут же теряя ко мне интерес, – свободен, Наумов.

–.. .– –.– .. –.– .– .–

Выйдя из здания, жадно затягиваюсь свежим воздухом. Как они там работают? Дышать невозможно.

Адвокат что-то говорит, слушаю его краем сознания, улавливая только общую суть. Послушно киваю, а сам проверяю время на телефоне и понимаю, что нужно выдвигаться прямо сейчас, если хочу успеть на представление.

Прощаюсь с Павлом Викторовичем, вызываю такси и прошу водилу немного поторопиться.

Накидываю ему пятихатку сверху и добегаю до школы как раз вовремя, ровно в тот момент, когда с крыльца спускается ублюдочный Ковалев со своими друзьями, а из-за угла выворачивает дядя Рустам и еще какой-то мужик. Приглядевшись, узнаю в нем Олега, еще одного коллегу нашего отца. Оба одеты по форме. Я едва заметно качаю головой. И не поленились же.

Когда они направляются прямиком к Славе, я вижу, что тот резко бледнеет и беспомощно оборачивается на друзей. Да, этот пацан – просто тупой ссыкун.

Замечаю, как из школы выходит моя Гордеева. С ней, конечно, Джип и Ефим. Торопливо машу рукой, обозначая свое присутствие, и возвращаюсь взглядом к стендаперу. Ни секунды не хочу пропустить. Друганы покидают его так стремительно, как будто к ним не менты, а дикие звери подошли.

Правильно. В Ковалева уже крепкими зубами вцепились, а вы бегите, пацаны, спасайтесь. На крыльце потихоньку начинает собираться толпа. Я расстегиваю куртку и пару раз обмахиваюсь ее же краями, загребая прохладный воздух.

Подбежавшая Маша с размаха влетает мне в грудь и крепко обнимает, а затем тут же отстраняется и стучит кулачком в плечо:

– Ты обещал позвонить! Все в порядке? Что сказали?

– Подожди, Рыжик, – смеюсь, – дай сначала кино посмотреть.

– Кто это? Что они хотят?

– Видно же, кто, – разворачиваю ее и прижимаю спиной к себе, – господа полицейские.

– Служители закона, – подхватывает Ефим.

Джип со знанием дела кивает:

– Вершители справедливости.

О чем они говорят, нам, к сожалению, не слышно. Но гаммой эмоций Ковалева я успеваю насладиться сполна. Пятьдесят оттенков серого – это про его лицо, которое отражает все спектры испуга.

В какой-то момент Рустам берет его под локоть, а Олег касается руки с другой стороны, и Слава проваливается в панику. Резко отшатывается и выкрикивает:

– Без родителей не пойду!

Кто-то в толпе школьников смеется.

Маша поднимает голову и ловит мой взгляд. Говорит тихо:

– Мне его жалко.

Отвечаю мрачно:

– А мне нет.

Потому что в действительности Ковалеву ничего не вменить, прижать его абсолютно не за что. А дядя Рустам прилично рискует, демонстрируя этот ряженый спектакль.

Мы стоим еще несколько минут. Я жадно смотрю, Маша, наоборот, отворачивается и прячет лицо у меня на груди.

Потом они расходятся. Проходя мимо нас, крестный подмигивает, я благодарно улыбаюсь. Дядя Рустам вместе с Олегом под любопытными взглядами школьников садятся в служебную машину и уезжают. Слава еще с минуту стоит посреди тротуара. Потом, будто очнувшись, накидывает на голову капюшон и торопливо уходит.

– Шалость удалась? – спрашиваю Ефима, все еще крепко прижимая к себе Машу.

Брат пожимает плечами:

– Время покажет.

Глава 42

Гордей

Когда Ефим уезжает на тренировку, а Джип – домой, я спрашиваю у Гордеевой:

– Малую надо забирать?

– Сегодня нет. Мама хочет перед отъездом побольше времени им с Егором уделить.

– Каким отъездом?

Она покрепче меня обнимает и зарывается лицом в пространство между моими ребрами и полой куртки. Что-то глухо туда бормочет.

Я смеюсь:

– Рыжик, что ты там мяукаешь? Я не слышу.

Маша отстраняется и поднимает голову, хмурится, заглядывая мне в лицо:

– Они с Васей едут на реабилитацию.

– Понял. Надолго?

– Пятнадцать дней.

– Ого, – провожу рукой по ее волосам, пропуская через пальцы блестящие медные пряди, – долго. Тебе нужно будет помочь?

Джинни фыркает и смотрит на меня с откровенным весельем:

– Чем? Борщи им будешь варить?

– Думаешь, я готовить не умею?

– А ты умеешь?

Я безмятежно улыбаюсь:

– Нет.

Моя Рыжая бестия смеется. Положив ладонь мне на грудь, отталкивается и отходит на пару шагов. Говорит:

– Да все в порядке. Просто эта поездка на пару дней совпадает с папиной командировкой, он летит, как супермен, обучать молодых хирургов.

– То есть… несколько дней у тебя дома не будет родителей? – интересуюсь, прищурившись. Иду в ее сторону, но Маша снова отшагивает назад, сохраняя дистанцию. Смотрит хитро, но старается этого не показывать.

Произносит строго:

– Да. Но будут два дотошных любопытных ребенка.

– Как думаешь, – я задумчиво касаюсь губ указательным пальцем, – смогу ли я их чем-то подкупить, чтобы мое присутствие осталось тайной?

Гордеева заливисто смеется.

Качает головой:

– Ты разве плохо знаешь Асю с Егором? Какие тайны?

Я резко делаю широкий шаг и сгребаю Машу в объятия. Она пищит и хохочет, пытается выкрутиться, но я держу ее крепко. Наклоняюсь, нахожу губами ее ухо и спрашиваю тихо:

– Наденешь майку с моей фамилией?

Рыжик замирает. Перестает отбиваться и чуть отклоняется, чтобы посмотреть мне в глаза. Черт. Напугал?

Я поспешно заверяю, ослабляя хватку:

– Маш, я шучу. Не бойся, пожалуйста.

Какое-то время она не отрывает взгляда и не двигается. А потом мягко улыбается, скользит рукой по моей груди вверх, касается кончиками пальцев кожи на шее, зарывается в волосы. Меня перетряхивает от нахлынувших эмоций. За грудиной все полыхает.

– Я не боюсь, – говорит Гордеева тихо, но твердо, – просто удивлена. Тем, что чувствую рядом с тобой.

– И что же?

Отвечает вдумчиво, как на экзамене:

– Большой спектр эмоций. Доверие, спокойствие. Я знаю, что ты меня не обидишь. Но…

Смотрю, как смутившись, она отворачивается, и непроизвольно улыбаюсь. Поторапливаю:

– Но?

– Но… – Рыжик вздыхает и заканчивает едва слышно, – иногда мне даже жаль, что ты так деликатничаешь.

Не выдержав, я смеюсь, откинув голову. Хохочу искренне и со