– А юбка опять длинная, и никаких красных чулочков, в которых всегда рисуют испанок, – вздохнул в ответ супруг.

Показался рынок с галереей лавок со всевозможными товарами, но лавки не располагались по торгам, а чередовались как попало: лавка с шелковыми материями была рядом с лавкой москательных товаров, бакалейная бок о бок с шляпной или железных изделий. На галерее было, однако, довольно пустынно.

У рынка извозчичья биржа и извозчики в пиджаках и фуражках, играющие в карты. Двое из них уселись в четырехместную коляску, положили себе на колени доску и внимательно козыряют. Некоторые извозчики, сидя на козлах, читают газеты.

– Но где же их знаменитая река Манзанарес, на которой стоит Мадрид? Едем, едем, и все ее не видать! – восклицает Николай Иванович.

62

Улицы делались все многолюднее и многолюднее. Показались кафе на манер парижских, со столиками, выставленными на тротуарах, с гарсонами в черных куртках и длинных белых передниках. Проехали мимо двух памятников – один с статуей всадника воина, другой изображающий пешую фигуру со свитком в руке. Николай Иванович опускал стекло кареты и спрашивал проводника из гостиницы, что это за памятники, но тот, хоть и по-французски, так быстро бормотал что-то, что понять было решительно невозможно.

Но вот и знаменитая площадь Puerta del Sol, центр Мадрида, где сходятся одиннадцать улиц, где находится министерство внутренних дел и помещаются все лучшие гостиницы, в том числе Hotel de la Paix, куда омнибус вез супругов. О площади этой счел нужным известить путешественников лаже сам проводник. Когда на нее начали въезжать, он обернулся на козлах, постучал в стекло и, когда то было спущено, торжествующе объявил Николаю Ивановичу по-французски:

– Площадь Пуэрто-дель-Соль. Одиннадцать улиц… Одиннадцать углов.

Глафира Семеновна тотчас же перевела мужу и прибавила:

– Одиннадцать углов… У нас в Петербурге есть местность Пять углов, а тут, шутка сказать, одиннадцать углов! Запомни.

– Напишу даже в письме из Мадрида Семену Иванычу об этом, – отвечал муж. – Дескать, так и так: вы там, в Петербурге, сидите у Пяти углов и думаете, что это и не ведь как много, а мы здесь живем у Одиннадцати углов и то считаем за самое обыкновенное дело.

Омнибус въехал на площадь и пересек ее наискосок. Площадь Пуэрто-дель-Соль не велика, таких площадей в Петербурге десяток. Она имеет форму полукруга, и посредине ее бьет незатейливый фонтан, окруженный четырьмя газовыми канделябрами. Лома пятиэтажные и шестиэтажные с магазинами внизу и сплошь увешанные пестрыми вывесками. Невзирая на раннее утро, площадь была оживлена: и на тротуарах, и по мостовой шнырял и толпился самый разношерстный народ: блузники, солдаты, франты в цилиндрах, кухарки в высоких гребнях, заткнутых в косы, и с плетеными сумками, из которых торчит провизия, офицеры в медных касках, дамы с пестрыми зонтиками, газетчики с ворохами газет, мальчишки, раздающие объявления и рекламы.

Омнибус остановился около подъезда гостиницы. Из подъезда выскочил швейцар с позументом на фуражке и с длинной серебряной серьгой в ухе и вместе с проводником стал высаживать из омнибуса супругов.

– Парле ву франсе? – прежде всего осведомился Николай Иванович.

– Уи, монсье… – ответил швейцар.

– Ну, слава богу, хоть с швейцаром-то не придется по-балетному разговаривать, – заметила Глафира Семеновна мужу и спросила швейцара по-французски, есть ли в гостинице свободная комната о двух кроватях.

– Си, сеньора, – поклонился швейцар, приподняв фуражку, и повел супругов в подъезд.

В гостинице подъемная машина. Супругов посадили в шкаф и стали поднимать вверх. В третьем этаже машина остановилась и дверь шкафа распахнулась. Перед супругами предстала высочайшего роста полная брюнетка в черном платье и в усах, очень пригодных для молоденького юнкера.

– Для мадам и для монсье нужна комната с двумя кроватями? – спросила дама по-французски. – К вашим услугам. Не угодно ли будет посмотреть?

Супруги отправились за дамой по коридору, сплошь увешанному рекламами и объявлениями. Тут и вакса, тут и мука для кормления грудных детей, зубной эликсир, краска для волос, гостиницы во всех городах Европы и предложение увеселительной поездки в Алжир с массой раскрашенных иллюстраций, озаглавленное крупными киноварными буквами: «Чудеса Африки».

Вот и комната о двух кроватях. Супругов прежде всего поразили необычайной вышины постели. В Биаррице постели уже были высоки, а здесь еще выше. Обстановка была довольна опрятная. Дама в усах стояла, подбоченясь одной рукой, и торжествующе смотрела на супругов.

– Комбьян? – осведомился Николай Иванович.

– На франки или на пезеты считать? – задала она вопрос в свою очередь.

Супруги не понимали.

– Золотом или испанскими билетами будете платить? – пояснила она.

– Пезета, пезета. Нарочно наменяли для этого пезет, – сказал по-русски Николай Иванович.

– Двадцать пезет с персоны.

– Коман? Вян пезет пар жур! – воскликнула Глафира Семеновна. – Да она с ума сошла! – обратилась она к мужу по-русски.

– За все, за все, мадам. Полный пансион, мадам. Вы получите утренний кофе, завтрак из пяти блюд и обед из шести блюд. Лед и вино за столом тоже даром. У нас табльдот. И уж тут за все, за все… по-американски. Даже за прислугу… Полный пансион.

– Дался им этот пансион! – покачал головой Николай Иванович. – В Биаррице навязали пансион и здесь пансион. – Ведь это ужасно как стесняет.

– Се тер… – начала было торговаться Глафира Семеновна.

– На франки было бы дорого, мадам, а на пезеты совсем дешево, – отвечала дама в усах, ухарски махнула рукой и проговорила: – Извольте, ко всему этому я вам лампу прибавлю для освещения. Лед, свечи, лампа и горячая вода. Вы из Америки? – спросила она.

– Нет, из России.

– Русские? О, русские всегда пьют много горячей воды. Я знаю… У них чай… И всегда много, много горячей воды… Я знаю русских. К нам в Мадрид много их приезжает из Биаррица…

– И мы из Биаррица, – кивнул даме с усами Николай Иванович.

– Ну и я уверена, что будете пить свой чай по-русски, при этом много, много воды.

– Как хорошо натуру-то русскую знает! – подмигнул Глафире Семеновне муж. – Ну, мадам, только из-за кипятку, из-за горячей воды и даю вам по двадцати пезет с персоны, – сказал он ламе с усами по-русски и, обратясь к жене, прибавил: – Глаша! Перевели ей по-французски.

Комната была взята. Супруга начала снимать с себя верхнее платье. Лама с усами достала из кармана записную книжку и карандаш и сказала Николаю Ивановичу по-французски:

– Ваша фамилия, монсье… Запишите мне вашу фамилию…

Николай Иванович, вместо того, подал ей свою карточку на французском языке.

– Nicolas Ivanoff… – прочла она и прибавила:

– Deux «f». Presque toutes les families russes ont deux f a la fin. (Два «f». Почти все