Тот удержал мула и стал оборачивать экипаж.

– Я есть хочу. Заедем в какой-нибудь трактирчик, – сказал жене Николай Иванович.

– Но ведь в трактирчике какой-нибудь кошатиной на деревянном масле накормят. Ах, Манзанарес, Манзанарес! Зачем же я новый костюм-то купила! – не унималась супруга.

– Напьемся хоть кофею с молоком и с булками. Ведь кофей везде кофей… Я есть страшно хочу, – предлагал муж. – Вот что… В ресторанчике спросим себе цветной капусты и яичницу. Эти уж блюда видно… Не обманешься… Видно, что подают. Тут подмеси не может быть.

– А ты знаешь, как цветная капуста и яичница по-испански называются?

– Словарь при мне. Сейчас разыщем. Яичница по-французски – омлет.

И Николай Иванович стал перелистывать французско-испанский словарь.

Супруги вторично переезжали Толедский мост. Направо виднелись голубоватые горы.

– Самосиера… Гвадарама… – указал на горы извозчик.

Вил был живописный.

– А порт их задави! – огрызнулся Николай Иванович. – Манзанаресом надули, так что нам горы! В ресторан! Посада! Бента! – крикнул он извозчику.

– Посада? Си, кабалеро… – откликнулся извозчик и щелкнул бичом над длинными ушами мула.

Минут через пять он подкатил экипаж к двухэтажному домику, стены которого вплоть до крыши были застланы диким виноградом, и даже оттуда ветви цепкого растения свешивались вниз гирляндами. Над входною дверью висели бутылка и связка красных томатов. Направо и налево около двери стояли два столика с мраморными досками, и за одним из них двое мужчин в одних жилетах и шляпах с широчайшими полями сидели за бутылкой вина и играли в домино. Николай Иванович взглянул на их коричневые лица с черными щетинистыми бакенбардами и давно не бритыми подбородками и толкнул жену, сказав:

– Смотри, на вид совсем разбойники.

– Так зачем же ты меня тащишь сюда? – отвечала супруга.

– Душечка, я говорю только, что на вид, а душой, может быть, это честнейшие люди. Здесь уж природа такая.

Подъехавший к ресторанчику экипаж, должно быть, не был обычным явлением, потому что к нему из дверей тотчас же выскочил не только старик хозяин, совершенно лысый человек в парусиновом пиджаке и зеленом суконном переднике, но и столовавшиеся там посетители: такой же лысый и тощий монах с салфеткой, подвязанной под горлом, и даже с вилкой в руке, бородач, черный как ворон и с одной большой бровью над глазами. Лысый хозяин подбежал к экипажу и с низким поклоном протянул руку Глафире Семеновне, чтобы помочь ей выйти.

Супруги вышли из экипажа и направились в дверь.

66

Ресторанчик, или по-испански «посада», кула вошли супруги, был немножко мрачен и от темноты, которую делали зеленые листья вьющегося растения, затеняющие окна, но зато в нем было прохладно. Первое, что бросилось супругам в глаза, были два длинных не покрытых скатертью дубовых стола по сторонам комнаты, за которыми сидели трапезующие бакенбардисты – большинство в одних жилетах, без пиджаков, которые тут же висели за вешалках по стенам вместе с шляпами. Время перевалило за полдень, и люди завтракали. У противоположной входу стены был прилавок на возвышении, а за ним виднелись два винных бочонка с медными кранами. За прилавком стояла смуглая молодая девушка, в ярко-красной косынке на плечах и с высокой гребенкой в волосах.

Николай Иванович хотел уже присесть и указал супруге на свободный угол стола, но Глафира Семеновна не садилась и брезгливо проговорила:

– Куда ты привел меня? Это какой-то кабак.

– А что ж из этого? Кто нас знает здесь? Ведь мы только кофейку и яичницу…

Лысый трактирщик заметил замешательство Глафиры Семеновны, из разговоров супругов на незнакомом ему языке увидал, что они иностранцы, и стал их приглашать куда-то дальше, указывая за буфетную стойку, кланяясь и без умолку бормоча по-испански. Наконец супруга сказала:

– Зовет куда-то… Может быть, у него есть другая комната. Пойдем.

И супруги пошли за хозяином.

Хозяин провел их через всю комнату за бочки и ввел в грязную и чадную кухню, где на чугунной плиточке на ножках что-то варилось и жарилось. Черномазый малый в белом колпаке мешал в кастрюле что-то чумичкой. Из кухни хозяин вывел их на маленький двор, усыпанный песком, где под навесом стояли тоже два столика, и указал на один из них.

– Парле ву франсе? – спросила лысого хозяина Глафира Семеновна.

Тот улыбнулся и отвечал:

– Но, сеньора.

Отвечал он таким тоном, как будто бы его спросили не о том, говорит ли он по-французски, а о том, может ли он есть горячие уголья или пить расплавленный свинец. И при этом покрутил головой и махнул рукой.

Супруги сели за стол. Хозяин наклонился к ним, оперся руками на стол и долго, долго говорил что-то по-испански, очевидно перечисляя имеющиеся у него кушанья. Супруги слушали и ничего не понимали.

– Черт знает, что он городит! – покрутил головой Николай Иванович.

– Ну что ж ты? Заказывай… Ты ведь хвастался, что разыщешь в словаре нужные слова, – сказала ему Глафира Семеновна.

– В том-то и дело, что ни яичницы, ни цветной капусты в словаре не нашел.

– Ах ты! – поддразнила она его. – Ну, тогда я буду говорить. Кафе…

– Лос кафе!.. – подсказал супруг и выставил перед носом трактирщика два пальца.

– Си, сеньора, си, кабалеро, – поклонился тот.

– Авен де пянь… – прибавила Глафира Семеновна. – Как по-испански хлеб-то? Ведь зубрил. Говори, – обратилась она к мужу.

– Пан блянко – белый хлеб.

– А! Пан блянко! Си, кабалеро, си! – воскликнул трактирщик.

– Потом яиц… простых яиц… Это лучше лаже, чем яичницу заказывать. Чище… – продолжала супруга. – Как яйцо по-испански?

– А вот сейчас можно справиться.

И Николай Иванович вытащил из кармана словарек в красном переплете.

– Где же теперь справляться! Яиц, яиц… Эф… ейр… – говорила Глафира Семеновна, произнося русские, французские и немецкие слова.

Трактирщик недоумевал и смотрел на супругов вопросительными глазами. За соседним столом сидела парочка – молодой мужчина с бакенбардами колбаской и молодая дамочка в тюлевой вуалетке на голове. Парочка звонко засмеялась.

– Черти! – строго взглянула на них Глафира Семеновна. – Смеются над нами. А ведь приедут к нам, так так же разговаривать будут.

Но тут сама судьба дала ей возможность объясниться с трактирщиком. На песке валялась скорлупа от выеденного яйца. Глафира Семеновна бросилась к яичной скорлупе, показала ее трактирщику и сказала:

– Вуаля!

– А! Си, си, сеньора… Чуево!.. – радостно вскричал трактирщик.

– Восемь штук, – прибавил ему от себя Николай Иванович. – Очо…

И он показал трактирщику растопыренную руку, а потом три пальца.

А за соседним столом после объяснения при помощи яичной скорлупы так и покатывались со смеха. В особенности отличалась дамочка