Примерно в это же время

Барон Михаил Маститов плохо помнил, как выбрался из западни его отряд. Он не спал уже несколько суток — воспоминания, сны и явь… всё перемешалось. Он помнил, как Саранча отрезала их от восточных ворот. Носорог — бронированная тварь, — смял последнюю пушку вместе с её расчётом, и отряд остался без поддержки.

Враг напирал со всех сторон, барон без устали рубил и колол огромным мечом, а его боевые товарищи падали один за другим, погребённые под кучами вражеских тел. Тут же среди пехотинцев Саранчи появлялись жукоподобные твари с огромными животами. Они пожирали жвалами тела павших людей и врагов, наполняя свои бурдюки, где куски тел превращались в однородную жижу. Сборщики, так их называли. Обычно они появлялись на полях сражений уже после их окончания, но, похоже, враг был уверен в скорой победе.

Маститов не смог смотреть на это зрелище. Дым забивал нос, кровь заливала глаза, а лязг оружия и предсмертные крики заглушали весь остальной мир.

В конце концов барон принял своё звериное обличье, которое скрывал от боевых товарищей, и стал огромным Волкодавом с серой, асфальтового цвета шерстью. В этом облике он был быстрее, сильнее и ловче многих врагов. Зубы рвали плоть, а когти распарывали животы бездушных монстров. Но это не могло спасти его отряд. Лишь отсрочило гибель.

В тот момент, когда их осталось не больше дюжины, пришла помощь. С небес обрушился огненный дождь — дирижабли Императора открыли огонь, — а затем прибыл десант.

Один из отрядов, возглавляемый воином в белой с золотом броне, высадился прямо в гущу сражения рядом с отрядом Михаила. И вот уже несколько суток они бились бок о бок против тварей. Маститов выпил столько поддерживающих зелий, что его кровь к концу вторых суток только из них и состояла.

В одном из зданий (кажется, то была старая пивоварня) в подвале они обнаружили особо крупного и бронированного монстра. Мускулистая туша, сплошь покрытая трабелуниумом, металлом Саранчи, орудовала длинными клинками, как пушинками. Они потеряли десяток человек, прежде чем барон и тот воин в белом смогли прорваться и отсечь смертоносные конечности. Затем одновременным ударом они насадили тварь на мечи.

— Узел мёртв! — прокричал воин в белом, и его моложавый голос эхом прокатился под сводами подвала. — Прорываемся на юго-запад! Там ещё один!

Враг стал менее организован, и отряд, получив подкрепления с одного из дирижаблей, прошёл по полчищам Саранчи, как горячий нож сквозь масло. Правда, тот дирижабль, что слишком снизился, подбили, и он рухнул за пределами города. Враг всё ещё был силён.

Саранча быстро поняла их намерения и следующего офицера, что и был узлом, защищала уже изо всех сил. Маститов вновь скинул броню и обратился в Волкодава. Только так он смог пробить дорогу для тяжёлых орудий.

Эта тварь оказалась больше и сильнее предыдущих. Михаил без страха атаковал её, но на долю секунды замешкался.

— Командир! — отчаянно прокричал один из бойцов, прорубаясь к нему сквозь толпу богомолов.

Слишком поздно Маститов почуял, что угодил в ловушку. Мощный удар пришёлся в бок, выбил весь воздух и отшвырнул на обломки кирпичной стены. Острые кромки врезались в затылок, когда барон ударился. В глазах заплясали цветные огоньки. Ему еле хватило сил, чтобы поднять голову. Тварь, что была больше него раза в два, занесла руку с огромным шипастым шаром на конце, собираясь размозжить его голову.

Маститов улыбнулся ей, потому что выполнил свою задачу. Офицер Саранчи обладал глазами и подобием рта, который выглядел как пасть пиявки или какого-то другого паразита. Чёрные глаза при виде улыбки барона вдруг расширились, и монстр оглянулся.

Поздно. Грянул залп, и артефактные заряды пушек разнесли тварь в клочья.

Чья-то рука подняла голову Волкодава-Маститова и влила в пасть горькую жидкость.

— Это исцелит твои раны, — произнёс воин в белом, выкидывая пустую склянку. Из-за глухого шлема его голос звучал, будто сквозь слой ваты. — Рецепт моего друга.

Барон почувствовал, как его тело вновь наполняется звериной силой, и вскочил на все четыре лапы.

— Р-р-р! — прорычал он, требуя ещё крови.

Во втором обличье его сознание и без того урезалось, становясь почти звериным, а тут ещё и несколько дней нескончаемых сражений.

Воины, увидев его оскаленную пасть, отшатнулись. Да, звериные Инсекты были не особенно в чести из-за того, что его обладатели могли потерять контроль над собой. Но дружинники испугались инстинктивно. Они уже привыкли к обращениям своего нового командира, который не раз спасал им жизнь. А количество убитых им врагов уже перевалило за сотню.

— Твою мать… — вдруг выругался воин в белом.

— В чём дело, Зрячий? — обратился к нему командир элитных десантников, седой мужчина со шрамами на лице, которых прибавилось за время сражения. Он встал внизу горы обломков, на которой находились Маститов и воин в белом.

Вокруг ещё шло сражение, но натиск Саранчи после смерти офицера стал слабее. Пехота, богомолы и носороги нападали, но порой не на людей, а друг на друга. Без чёткой телепатической связи с офицерами они выходили из-под контроля.

Про себя Маститов удивился, почему воина назвали Зрячим. Неужели у него нет имени? Человеческая память тут же подсказала ему, что имени воина никто из десантников и дружинников действительно не знал. Но он видел, кто командует Саранчой, поэтому его прозвали Зрячим.

— Третий узел убит, — сказал Зрячий.

— Это же хорошо, разве нет? — вскинул одну бровь командир десантников.

— И да, и нет. Появился четвёртый, и он стягивает все силы к себе, на север отсюда.

— Там, где случился прорыв, в центре города, — кивнул мужчина. — Ну и что? Значит, убьём и его.

Маленькие чёрные стёкла в шлеме Зрячего недобро блеснули.

— Если сможем… — сказал он, прыгая вниз и беря направление на север.

* * *

Где-то на верхних ярусах Облачного Древа

Николай

Желание врезать по наглой блондинистой морде Брокова было столь сильно, что левая рука, сжатая в кулак, начала медленно приближаться к его едальнику. Золотое сияние, окутавшее нас, сопротивлялось и обжигало, но плевать на боль. Сейчас я ему врежу. Альфачик тоже рвался в бой, хотел перегрызть глотку княжичу, но я мысленно усмирил его. Он мой. Только мой. Моргала выколю. Пасть порву!

Начну с моргал. Даже два пальца смог выставить вилкой. А вот ухмылка с лица Брокова испарилась, в глазах снова появился страх. Он не мог пошевелиться и увернуться.

—