степени скрупулезной. Я отказываюсь даже на миг предположить, что трубадуры были слабоумными и просто умели повторять без устали формулы, заученные неизвестно где. И после Ару и Пеладана я задаюсь вопросом, не стоит ли искать секрет всей этой поэзии намного ближе к ней, как это мы и сделали – совсем близко: на месте, в той самой среде, где она и родилась. И не в чисто «социальной» среде в современном смысле слова, а в той религиозной атмосфере, из которой складывались даже социальные формы этой среды[26].

Исходя из последнего подчеркнем следующий большой исторический факт, господствовавший в провансальском XII-м столетии.

Одновременно с лиризмом domnei и в тех же самых провинциях – Лангедок, Пуату, Рейнланд, Каталония и Ломбардия – распространялась мощная ересь. Можно сказать, что религия катаров представляла для Церкви такую же серьезную опасность, как и арианство. Разве не которые не станут утверждать, что она имела на Западе миллионы тайных верных несмотря на кровавый Крестовый поход против Альбигойцев в XIII-м столетии и вплоть до Реформации?

Ее происхождение можно относить к нео-манихейским сектам Малой Азии и богомильским церквям Далмации и Болгарии. «Чистые» или катары[27] принадлежали к великим гностическим течениям, проходящим через первое тысячелетие христианства. И нам достаточно известно, что Гнозис, наряду с доктринами Мани или Манеса, уходит корнями в дуалистическую религию Ирана.

Каковой была доктрина катаров? Очень долго повторялось, что «мы никогда об этом не узнаем», ведь по непреложной причине Инквизиция сожгла все культовые книги и трактаты по учению Ереси, а единственными сохранившимися свидетельствами оказались допросы обвиняемых, вероятно, «испрашиваемых» судьями, и искаженные секретарями. Фактически открытие и публикация в 1939 году теологического произведения (правда, позднего) Книга о двух Началах[28] в дополнение к восстановленному Новому Завету и ритуалам, используемым Еретиками[29], позволяет сегодня в совокупности и в некоторых своих вариациях познать догматы «Церкви Любви», название, иногда распространяемое и на так называемую «альбигойскую» ересь[30].

Непрестанное и всегда трагически актуальное происхождение катарской позиции или, в более общем плане, дуализма в самых разнообразных религиях, как и в размышлении миллионов индивидов, являлось и остается проблемой Зла, и как духовный человек переживает его в этом мире.

Христианство привносит в проблему Зла диалектический и парадоксальный ответ, обобщающийся в словах свобода и благодать. Более пессимистичный и с более громоздкой логикой дуализм констатирует абсолютно разнородное существование Добра и Зла, то есть двух миров и двух творений. Действительно: Бог есть Любовь, но мир представляет зло. Значит, Бог не мог быть создателем мира, его тьмы и его греха, который нас опутывает. Его первое творение в духовном, а затем и анимическом порядке завершалось в материальном порядке восставшим Ангелом, Великим Надменным Демиургом, то есть Люцифером или Сатаной. Последний искушал Души или Ангелов, говоря им, «что им лучше находиться внизу, где они смогли бы творить зло и добро, нежели наверху, где Бог позволял бы им только добро»[31]. Для лучшего соблазнения Душ Люцифер показал им «женщину яркой красоты, воспламенившую их желанием». Затем он покинул Небо вместе с ней, чтобы снизойти в материю и в чувственное проявление. Души-Ангелы, следуя за Сатаной и женщиной яркой красоты, заключались в материальные тела, являвшиеся и остающиеся им чуждыми (эта идея, как мне кажется, проливает свет на фундаментальное чувство в человеке даже в наши дни). С этого мгновения душа оказывается отделенной от своего духа, пребывающего на Небесах. Искушаемая свободой, она в действительности становится узницей тела с земными влечениями, подчиненного законам деторождения и смерти. Но среди нас появился Христос, чтобы показать нам обратный путь к Свету. Сей Христос, по учению Гностиков и Манеса, по-настоящему не воплощался, а принял только внешность человека. Что и представляет великую докетическую ересь (от греческого слова dokesis, внешность, видимость), которая от Маркиона до наших дней передает наш вполне естественный отказ признавать соблазн Богочеловека. Поэтому катары и отвергают догмат о Воплощении и a fortiriori его римский перевод в таинстве мессы: они заменяют его братской вечерей, символизирующей все духовные события. Равно они отрицают крещение водой, признавая только крещение Духом Утешителем: это таинство consolamentum становится главным обрядом их Церкви. Оно подавалось на церемониях посвящения братьям, соглашавшимся отречься от мира и торжественно бравшим на себя обет посвятить себя одному Богу, никогда не лгать, не приносить клятву, не убивать и не есть животных и, наконец, воздерживаться от контактов со своей женой, если они были женаты. Похоже, что сорокадневный пост[32] предшествовал посвящению, а на смену ему приходил другой равной продолжительности (позднее в XIV-м столетии этот ритуальный пост или эндура приведет некоторых из «чистых» к добровольной смерти, смерти из любви к Богу, завершению высшего отрешения от материального закона). Консоламентум даровалось епископами и включало возложение рук посреди круга «чистых», затем поцелуй мира, которым обменивались братья. После чего посвященный становился предметом почитания для простых верующих, но еще не утешенных: он имел право на «приветствие» верующих, то есть на три «поклона».

Мы видели роль женщины, приманки Дьявола для привлечения душ в тела. Взамен (напротив, скажем так) женское начало, предшествовавшее материальному творению, играет у катаров ту же роль, совершенно аналогичную роли Пистис-Софии у гностиков. Женщине, орудию погибели душ, отвечает Мария, символ чистого спасительного Света, нетронутая (нематериальная) Мать Иисуса и, кажется, полная кротости Судья освобожденных духов.

Манихеи испокон веков признавали те же самые таинства, что и катары: возложение рук, поцелуй мира и почитание Избранных (или «чистых»). Здесь важно упомянуть о манихейском почитании, обращенном к «форме света», которая в каждом человеке выражает свой собственный дух (пребывающий на Небесах и вне проявления), принимающий приношение своей души приветствием и поцелуем.

Поскольку ад является узилищем материи, постольку Люцифер, восставший ангел, сможет в нем править только на время, пока продлится «заблуждение» душ. По окончании цикла их испытаний, состоящего из нескольких физических или иных жизней для еще не просветленных людей, творение будет реинтегрировано в единстве изначального Духа, когда грешники, ведомые Сатаной, будут спасены, и сам Сатана вступит в послушание Всевышнему.

Таким образом, дуализм катаров превращается в монистический эсхатологический монизм, тогда как христианское правоверие, объявляющее вечное проклятие Дьявола и закоренелых грешников, завершается окончательным дуализмом, хотя в противовес манихейству исповедует идею единого творения, полностью божественного и полностью благого у истоков.

Отметим, наконец, последнюю черту: как и во многих восточных сектах и религиях – джайнизме, буддизме, ессействе и христианском гностицизме – катарская Церковь делилась на два сообщества: «Совершенные» (perfecti)[33], получившие consolamentum, и простые «верующие» (credentes или imperfecti).