дело решенное, превращает победы несчастного просто в пустую кровавую глупость. Но вы растеряны и подавлены. Вы думаете: разве он в конце концов не восторжествует? И мы никогда от него не избавимся? А мир станет немецким на наш безнадежный, наш сегодняшний немецкий лад?

Утешьтесь! Победа Гитлера — это пустые слова. Такого вообще не бывает, такое находится вне сферы приемлемого, допустимого, мыслимого. Этому воспрепятствуют. Точнее, он сам постоянно будет оказываться препятствием, этот жалкий мерзавец — просто в силу того, каков он есть, в силу самой своей натуры, безнадежности своего удручающе бездарного устроения, в соответствии с которым он способен думать, желать и делать только ложное, лживое, заранее обреченное. Есть выражение «обманутый черт»[30]. Но черта не обманывают: он уже обманут — самим собой и с самого начала. Не с душой Фауста — душой человечества, — а в одиночестве эта глупая нечисть отправится в ад.

Я говорю: утешьтесь! Вы думаете, ему еще осталось только занять Кавказ, чтобы хорошенько смазать шестеренки его всемирного похода? А если он его займет, и русские будут стоять за Уралом — что дальше? Вот именно: дальше… Все это может продолжаться лишь дальше — все глубже в ночь, безумие и смерть. Для него нет конца, конец может прийти только ему. Русские не заключат мир — в это, думаю, никому из вас не верится. Нацистская революция лжи натолкнулась на подлинную и настоящую революцию — такую, которая своей решительностью в вопросах чистки может сослужить вам, немцам, немалую службу, когда придет ваш час. И эта русская революция долгосрочными, ясными в своих устремлениях и имеющими всемирно-историческое значение договорами связана с также революционно омолаживающейся, пробудившейся к выполнению своих социальных обязанностей англосаксонской демократией — связана с ней в битве, которую Гитлер со своим чертовым «новым порядком» ни за что не сможет выиграть. На этот союз глядят угнетенные, ограбленные, измученные, наполовину истребленные народы Европы, в которых непрестанно клокочет и кипит пока еще бессильная, но то и дело находящая себе выход в одиночных отчаянных диверсиях ненависть к бесстыдным угнетателям, и они только ждут момента, когда смогут в решительном и страшном восстании скинуть с себя самое отвратительное ярмо, какое когда-либо приходилось нести народам; этого они ждут так же, как и вы, немцы.

Вас нельзя призывать к восстанию, вам нельзя задавать вопрос: когда же вы наконец избавитесь от своего адского штрицци[31], который приносит вам столько зла и превратил лицо Германии в маску Медузы? Когда же вы опомнитесь и капитулируете перед разумом? Нет никакого смысла наседать на вас, задавая такие вопросы: мы все видим, что вы ничего не можете. Это не как в 1918-м, когда Германия вдруг рухнула. Тело нации, подобно вам закованной в железо террора, не обрушивается, а стоит неестественно прямо, даже когда под железом все уже проржавело. Нужно ли вам говорить, сколько ржавчины уже под панцирем, держащим вас на ногах? Вы знаете это лучше, чем мы, и я думаю, никому не может быть так страшно за вас, как вам самим. Но этот закованный в броню призрак, которым вы скоро станете, однажды упадет, и то будет момент вашего возрождения как человеческой нации. Разве прошедшей зимой уже не было массовых расстрелов взбунтовавшихся отрядов? Скоро их будет все больше и больше. Забастовка бессмысленно обескровленной армии мобилизованных — по всей видимости, так будет выглядеть ваше падение, а это значит — ваш подъем.

Дело идет к концу, немцы, верьте мне и утешьтесь! Я говорю вам это именно в тот момент, когда может снова показаться, что впереди успех, победы и завоевания. Дело идет к концу, но не к вашему, не к концу Германии. «Уничтожение Германии» — столь же пустые слова, столь же сказочная небылица, как и победа Гитлера. Однако к концу движется и встретит свой конец, причем скоро, эта чудовищная система, национал-социалистическое государство разбоя, убийства и лжи. Покончено будет с его подзаборно-позорной философией и порожденными ею позорными преступлениями. Будет произведен полный и нещадный расчет с его бонзами, теми, кто его строил и ему помогал, кто ему служил и извлекал из него выгоду, с его генералами, дипломатами и гиенами его тайной полиции. Будут сведены счеты и с его вдохновителями и знаменосцами, журналистами и философствующими шарлатанами, слизывающими плевки режима, его геополитиками, его военными корреспондентами и картографами, экспертами по вопросам обороны и расовой чистоты. Германия будет очищена от всего, что связано с мерзостью гитлеризма и что сделало ее возможной. В Германии и в мире восторжествует свобода, верящая в себя, уважающая себя и способная себя защитить, — свобода, которая не принимается сразу рубить сплеча, но обращает свою мысль прежде всего к тому порядку идей, что связывает человека с Богом.

Август 1942

Немецкие слушатели!

Древнегреческий миф повествует о царе Мидасе, который превращал все, к чему прикасался, в золото. В наши дни всем довелось узнать, что бывают прикосновения, мгновенно превращающие все, даже самое благородное, в дерьмо. Такой отвратительной способностью наделен национал-социализм. Все идеи эпохи, рожденные волей к будущему и заботой о духе, желанием усовершенствования общественной жизни, все хорошее и исполненное лучших намерений он цапает и утаскивает к себе, коверкает, извращает, портит и пятнает, превращает в отвратительную дрянь с запахом мерзости и ада; все, за что он хватается — а хватается он за все, — становится в его руках сором и дерьмом. Я говорил это раньше и скажу снова: элемент обезображивания — самое отчетливое и характерное в этом жутком явлении. Он испохабил все идеи, которые были дороги лучшим умам всего мира, и сделал из них нечто такое, о чем ни один приличный человек и слышать не желает. Идею социализма, например, как она в своей подлинности и чистоте недавно еще раз прозвучала в прославленной речи вице-президента Соединенных Штатов Генри Уоллеса о «веке простых людей» — что из нее получится, если ее возьмет в оборот и станет практиковать Гитлер? Это будет унижение и затыкание ртов, кромешный мрак, массовое оглупление и тупость. Словом: рабство. А идея революции, которая всегда, даже в своих самых пугающих проявлениях была связана с возвышенными устремлениями человечества, с мечтой об умножении свободы, справедливости, счастья на земле… В национал-социалистической версии она превратилась в разбой, грабеж, уничтожение наций, тупое отрицание тысячелетних достижений, фанатичный возврат в хищное зверство. Идея мира, не забудем и ее, — разве она не была нам дорога, не служила опорой и надеждой? Разве мы не чувствовали, что мир заповедан нам самим духом