они курировали со вниманием. Что не без рук — по взглядам, распознали быстро, но подозрительности даже не скрывали.

Оружно цех оберегали двое басурманских молодцов. Один скучал внутри, на табурете у дверей, но больше в честь приезда новичка — наверняка в иные дни он позволял себе и полежать на лавке (вон, и лоскутная ветошь на ней не оправлена, точно поднялся недавно).

Второй, постарше, патрулировал снаружи, и тоже часто заходил на пару слов к своим, садясь за крепконогий стол по центру. Здесь для трудяг держали самовар, хотя смотрелись чужаки за ним комично. Брошенные по углам рубахи, ложки и хлебные корки сообщали, что заморские гости живут прямо тут и довольствуются очень скромным бытом близь ломящейся богатствами столицы.

По запаху от бревен Трифон вывел, что они устроились в какой-то бывшей мыловарне. Едва ли она высится особняком, но чья здесь территория, торчит ли где господский дом или давно все погорело и заброшено — понять при переходе не успел, а окна были тщательно заставлены.

«Успели за нами ловцы? Да рвались ли?..»

Утаить преследование верхом на пустой ночной дороге — сноровка нужна изрядная. Соглядатаям пришлось бы нарочито отставать, а кучер, надо думать, покружил еще прилично.

Под эти мысли Трифон ладил свои аккуратные оттиски, с печалью созерцая результат. Ох, не за то он шкуру под удар поставил! И хочется услышать за дверями шум — и лучше бы ловцам повременить на пару дней.

Должно быть, он косился на глухие окна слишком часто. Патрульный медленно жевал кусок заветренного сыра, и взгляд его сужался все сильнее. Новичок ему не нравился, вот только что теперь возможно предпринять? Не выпускать? Тот и не ломится. А если хвост привел — то уже поздно колотить.

Патрульный что-то сообщил собратьям, и куда более серьезным вышел в ночь — еще густую, но уже готовую в ближайший час отдать права рассвету.

«Последнему», — зачем-то мысленно добавил Трифон, однако, принялся усерднее следить за оттиском. Рука стала предательски дрожать, и батырщик басурманский это, кажется, тоже отметил.

Несколько слов на чужом языке перелетели туда и сюда над его головой, и та совсем поникла в плечи. Страж, болтавшийся внутри, поднялся с табурета и решительно направился к станку.

Наверное, участь новичка уже решилась в этот миг, но вместо натиска верзила вздрогнул сам. Вместе с ним, как показалось, дернулся и третий мастер, хотя сам Трифон ничего не услыхал.

Если они были чутки к магии — снаружи промелькнуло что-то мощное.

Охранник развернулся и одним движением поверг на боковину стол — тишину вспорол звон чашек и катящегося в угол самовара. Угли рассыпались, но мастера на них и не смотрели — страж уже дергал за кольцо в полу.

Глазам испуганного Трифона открылся подпол, видимо, снабженный тайный лазом.

За окнами еще не доносилось ничего, но мастера слетели вниз без всякого раздумья. Охранник пропустил их, исполняя долг, и на секунду обернулся к новичку.

Тереборщик побелел, подумал ринуться за ними в попытке доиграть безвинность, но стража было более не обмануть — одним движением он цапнул что-то с пояса и коротко метнул.

В живот ударила тупая боль, Трифон качнулся назад к стене и покорно сполз по ней до пола. Глаза героя закрылись уже сами собой.

Он счел, что потерял сознание, но вскоре вывел, что только тщательно старался это сделать. Обрывки мыслей отдавали лихорадкой забытья — ее не тронули ни хлопнувшая дверь, ни голоса ладийцев.

«Жена, мальчишки… — мелькало в уме. — Для чего согласился? Сиротами кинул…»

Цех наполняли уже гвалт и топот.

Снова выплыло лицо жены. Ведь не взглянула на его уход — «на дальние заработки» сказался, да она их видала в последние дни! Не проводила его, не простилась!

«Если не обманули — денег ей отнесут, да расскажут…»

— Эй, витязь! — окликнули над ухом. — От синяка в обморок упал, как сахарная барышня?

Трифон с неохотой разлепил усталый глаз.

Перед ним на корточках сидел глава Земского приказа. В ладони господина Алвини покоился метательный нож, однако, крови на стали не было. Тереборщик сглотнул, открыл второй глаз и пощупал живот — больно, как после удара… но, кажется, цел!

— Не попал? — предположил он дрожащим голосом, хотя ноющая мышца говорила об обратном.

— Еще как попал. Костюм твой пробить не смог.

Соображение, что он жив и даже как будто не ранен, открывалась ему постепенно. Цех изучали несколько ловцов, но стражей и мастеров уже не было видно. Трифон поморгал, еще раз прощупал одежду на брюхе, потом уцепился за правый рукав магистра и догадливо всхлипнул:

— Спасибо, господин… Уберегли! Грешным делом поверил — забыли меня…

Диего ответил усмешкой и даже не стал выдергивать руку.

— Забыли? Дурень! — он постучал по лбу героя двумя пальцами левой. — Кафтан ее высочество Арис вязала собственными ручками! Царевич Флавий на своей персоне примерял, кинжалами себя заставил резать!

В тот вечер, когда Диего заявился ужинать к кузену, они проговорили до рассвета. Не только о делах, но не забыли и про них — наутро в Оружейном растрясли сундук с новейшей зачарованной защитой. Экземпляров было пять, все пробные, но главы двух Приказов скоро выбрали тунику подходящего размера, зарядили осторожно и до обеда горячо испытывали, чем только могли. Удар клинка она держала хорошо, и оба молча понадеялись — если в ней заметят голос магии, то примут за обыденный для вязаной одежды код тепла. От колдунов им защитить шпиона было нечем — любой подобный артефакт узнают вмиг.

— Арис Флавиевна сама изволили? — шмыгнул Трифон в новом приступе нервной растроганности. — До земли ей…

Он хотел изобразить поклон, только бессильные колени не желали слушаться, и спасенный остался сидеть у стены как тряпичная кукла.

— Семья тебя совсем в пьянчуги записала? — Диего, наконец, оторвал от себя тереборщика и вложил в его ладони что-то круглое. — Держи, похвалишься. За остальным — в Приказе завтра жду.

Трифон приблизил подарок к глазам — на эмалевой броши в серебряной раме гнул синюю спину дельфин, геральдический символ Алвини. Продать такую можно, но куда почетнее хранить в семье, показывая внукам — вот, мол, главе Земского приказа когда-то личную услугу оказал! Трифон сжал награду в ослабевшем кулаке и вдруг забормотал взахлеб, стыдливо:

— Только я вас подвел, господин! Пластина там не наша! Меня проверяли, должно быть. Ту, родную, сегодня не дали — я ее здесь нигде не встречал…

Диего взвился на ноги и подлетел к станку. Там, где крепился оттиск, торчало что-то близкое по форме, но гравированный рисунок на