левой рукой длинный и тонкий меч. Правая рука стрелка висела плетью. Из бедра торчало обломанное у основания метательное копьецо.

— Мы справимся, господин, справимся… — Горячечный шепот Гарриса ударил в уши словно пустынный ветер. По наплечнику с громким звоном чиркнула стрела. Август сделал шаг назад. Потом еще один и еще. Неожиданно земля под ногами юноши покачнулась, послышался треск и шуршание. Отпрыгнув в сторону на добрых пять локтей, гордый сын сорока поколений воинов, Август Карл Интегра цу Вернстром, издал тонкий задушенный писк и развернувшись спиной к ошарашено смотрящему ему в след Гаррису сломя голову побежал в туман.

— Господин! — Отшвырнув свой огромный щит в сторону ближайшего к нему недомерка, старый вояка бросился следом. — Господин! Нет, господин, стойте!

— Август не слушал. Он был полностью сосредоточен на своих ногах. В конце концов именно от их быстроты сейчас зависело его выживание.

* * *

Очнулся юноша от хруста и чавканья. А еще от боли. Болело все. Закоченевшие, так будто их сунули в сугроб, руки, превратившиеся в ледяной студень ноги, кружащаяся, кажущейся непривычно тяжелой как наковальня и одновременно легкой словно раздутый горячим воздухом бычий пузырь голова. В теле казалось не осталось ни одной не пострадавшей связки, кости или мышцы. Боль пульсировала, перетекала по стонущим от боли жилам будто черная, стылая, болотная вода, его мутило, но сама мысль о том, чтобы повернуть голову и извергнуть содержимое агонизирующего желудка вводила Августа в состояние полного уныния. Не лучшее пробуждение. Если подумать, то, пожалуй, одно из худших в его жизни, но разве обстоятельства давали ему выбор? Немного поразмысли об этом, цу Вернстром пришел к неутешительному выводу, что раз ему больно, значит, он еще жив. А если он жив то ему рано или поздно придется приложить хоть немного усилий, чтобы таковым остаться. Мысли крутились в багровом тумане снулыми рыбинами и осознание этого факта заняло у юноши целую минуту. Он жив. Это было почти невозможным, но он остался жив. Подумав еще немного цу Вернстром решил, что, возможно, стоит попытаться открыть глаза. Просто открыть глаза и оглядеться по сторонам. В конце концов, от этого не умирают. Возможно. Мерзкие чавкающие звуки раздающиеся у него над ухом изрядно подкрепляли это желание.

«Спаситель, пожалуйста, только бы не волк или какая-нибудь другая хищная тварь.» Мысленно взмолился юноша и подавив рвущийся стон разлепил слезящиеся, склеенные какой-то липкой и холодной дрянью веки.

«Не повезло.»

Это была вторая оформившаяся в голове мысль и Август чуть не поперхнулся рвущимся из груди истерическим смехом.

Низкий, нависающий над головой потолок, а вернее свод пещеры бугрился свисающими с него корнями и истекал влагой. Виднеющийся в паре шагов узкий и тесный вход прикрывали ветви плакучей ивы. В отдалении слышался плеск воды. Пещера, а точнее нора, потому что назвать эту тесную и узкую дыру в земле настоящей пещерой не смог бы даже безмозглый кролик, явно находилась недалеко от реки. Ноздри щекотал запах сырой земли, разрытой грибницы, плесени, и рыбьих потрохов. Со стоном подняв правую руку, цу Вернстром стер с лица остатки покрывающей его грязи и ила, несколько раз моргнул, и все-таки нашел в себе силы повернуть голову. Сомнений не оставалось. Все же не повезло.

— А я думала, что ты уже и не очнешься, барон. — Прохрипело сидящее рядом с ног до головы покрытое грязью огромное полуголое существо и растянуло губы в широкой белозубой улыбке. — Но духи сказали мне сидеть здесь и ждать. Ты крепче, чем кажешься.

— Ты… — Единственное произнесенное слово прокатилось по горлу рвущим плоть комом раскаленной ржавой проволоки. Тело юноши содрогнулось от прострелившего грудь спазма, и Август надсадно закашлялся. — Но ты ведь… Продолжил он, когда приступ прошел. Я же сам видел как ты… Тебя ударило… О дерево…

— Я везучая. — Проворчала дикарка и одернув полы разорванной в лоскуты набедренной повязки мрачно кивнула. — И я тоже крепче, чем кажусь, барон. Видимо, сегодня духи реки были не слишком голодны. Нам повезло.

— Ты… — Собрав все имеющиеся силы Август с жалобным стоном перевернулся на живот. — Где мои доспехи?

— Твое железо? — Великанша презрительно хмыкнула. — То, что осталось вон там. — Качнув головой куда-то в сторону, воительница с хрустом повела плечами. — Мне пришлось их снять. Надо было осмотреть твои раны. Выпустить отраву. Я очень старалась ничего не рвать и не портить. Знаю, что ты жадный. Но ты в этом железе тяжелый, а я очень устала. Твоя куртка тоже там. И сапоги. И сумка. И шарф из шелка. И расшитая тряпка для соплей. И маленький нож. И…

— Я понял. — Перебил, решившую, видимо перечислить каждый снятый с него предмет одежды и найденную мелочь, великаншу, продолжающий упорно бороться с головокружением, цу Вернстром.

«Она говорит с тобой как с ребенком. Капризным ребенком. Обузой. Пустым местом. Мусором»

В груди юноши колыхнулось ставшее уже привычным раздражение. Он ослышался или эта неблагодарная варварка посмела обвинить его в скупости? Это недопустимо. Надо срочно велеть Гаррису всыпать этой идиотке десяток плетей. Или двадцать. Да точно двадцать. А если старый пень вздумает упрямится или бить недостаточно сильно тогда он лично… К горлу подкатила очередная кислая волна, и юноша еле успел повернуть голову в сторону.

— Если есть силы блевать, значит, скорее всего выживешь. — Довольным тоном заключила дикарка.

«Тупая северная сука. Дикарская дрянь. Мерзавка».

С трудом справившись с нахлынувшими на него гневом Август набрал в грудь побольше воздуха, чтобы высказать северянке все, что о думает о неотесанных варварах их воспитании мнении и действиях, но неожиданно его, будто обретшие собственное сознание губы произнесли совершенно другое.

— Ты сказала что-то про яд?.. Голова барона снова начала кружится, полумрак пещеры заплясал в бешенном танце и начал проваливаться во тьму.

— Эй! — Щеку юноши будто ожгло огнем. — Не засыпай, барон. Терпи. Это отрава смешанных. Яд огненной гадюки. В глазах склонившейся над юношей воительницы отразилось нечто похожее на беспокойство. Я ведь рассказывала. Смешанные любят яды. И почти никогда не пользуются чистыми клинками. В крайнем случае, втыкают свое железо в кучу дерьма или гнилой труп.

«Эта мерзавка тебя ударила. Ударила… Снова подняла на тебя руку…»

— Да как ты сме… — Со стоном перевернувшись на бок, Август, постанывая при каждом движении, принял сидячее положение и обессилено оперся спиной на тут же пропитавшую холодной влагой, и без того сырую сорочку, земляную стену норы. Посидел так немного, после чего оттянул разорванную ткань своей любимой сорочки и с тоской посмотрел на покрытую лиловыми кровоподтеками кожу. Судя по всему, изначально рана была