меня. И возможно, нашел там что-то кроме золота. Поэтому я нанял Алдию. Чтобы удостоверится, ошибочны ли мои догадки. И подстраховаться. Юноша невесело усмехнулся. — Ферстсин… Он неудачник. Заштатный колдунишка, мечтающий о собственной башне. Даже если бы он все понял, а он бы наверняка все понял, то все равно никогда бы меня не продал. Наоборот, поддержал бы затею. Он прекрасно понимал, что степень магистра могут получить только имеющие соответствующее происхождение. А еще он был гордым. Гордым, как все маги. Готовым из собственной шкуры выпрыгнуть, чтобы доказать, что он не хуже благородных. Эта его фамильярность, показная независимость, все эти «добрый друг»… — Мир снова закачался, в ушах зашумело и Август сделал небольшую паузу. — Если бы не эта проклятая деревня… Уже к концу лета сюда бы пришла первая партия шахтеров… Я стал бы богат, Сив. Настолько богат, что тебе никогда и не снилось. Купил бы большое поместье в Ромуле, нанял бы еще больше людей… Гребаные сказочные ублюдки… И откуда они взялись… Я ведь проверял, здесь нет урочищ. Если ты поможешь вернуться мне в замок, Сив, ты тоже можешь стать богатой. Еще не все потеряно. Хочешь, я сделаю тебя командиром собственного отряда? Или ты займешь место Гарриса… Сив, я клянусь, я обсыплю тебя золотом, сделаю тебя самой богатой наемницей всего Подзимья, только помоги мне… Сив? Сив? Цу Вернстром вздохнул. Подтянувшая ноги к груди северянка уперев лоб в колени обняла их руками и чуть слышно посапывала. — Долбаная девка. Пробурчал он и уставился на стену. Магия рвущихся из груди слов пропала, но спать не хотелось. А даже если бы это было иначе, он скорее сдохнет, чем будет проверять правду ли говорила эта дикарка. В конце концов, спихнувшая его в реку клятая девка пол жизни провела в походах и похоже знает о лечении ран намного больше него. К тому же, разбей его паралич, она его бросит. Точно бросит. Сама сказала… В конце концов, на ее месте он бы поступил именно так.

— Иди сюда, барон. — Не открывая глаз великанша потянулась вперед и сграбастав Августа за плечи притянула его к себе. — Тебя колотит всего. Если тебя не греть ты от холода к утру помрешь. Только не вздумай лапаться.

«Это возмутительно, но я слишком устал, чтобы сопротивляться»

Тело великанши оказалось горячим словно печка. Дыхание пахло рыбой, а мускулистые руки давили на него словно две горы. Август зевнул. Стены пещеры медленно покачивались в такт дыханию великанши. Свисающие со свода корни, извивались и корчились складываясь в невиданные знаки, земля проступала хохочущими лицами. Отец, Гаррис, Алдия, Бургомистр, подавальщица Гретта, мать…

«Не спать, черт его бери. Не спать.»

— Та еще ночка будет. — Произнес Август, чувствуя как сменяется тупым оцепенением охватывающая его ледяная дрожь медленно, поплотнее прижавшись к буркнувшей, что то нечленораздельное северянке закрыл глаза.

«Всего на минуту»

[1] Что это?

[2] Солдаты! Внимание! В круг, в круг! Защищать барона! Не боятся! Кто побежит лично шкуру спущу!

[3] Не сдаваться, это всего лишь…

[4] Получи, сука!

[5] Князь.

[6] Очень спорное утверждение. Ни один из медицинских трактатов империи не подтверждает что галлюциногенные грибы, могут хоть как-то смягчить воздействие змеиного яда. Зато отравится ими очень легко.

Всегда есть выбор

Было душно, чадно и жарко. А еще шумно. Хольмганг решили устроить прямо в длинном доме, так что, несмотря на то, что площадка для поединка была совсем небольшая, зрителям все равно было тесно. Потные, изрядно пьяные, искаженные жаждой крови лица плыли вокруг, дым брошенных в очаг пьянящих разум трав искажал реальность и Сив казалось, что на ее бой смотрят не люди, а пробудившиеся от векового сна йотуны. Земля под ее ногами пульсировала в бешенном ритме. Точно в контрапункт стучащего где-то у горла сердца.

Видек-Дубовый щит, был просто огромен. Пять локтей самое малое. И в ширину в половину от этого. А еще он был быстр. Слишком быстр, для такой туши. С трудом уклонившись от просвистевшего на уровне лица здоровенного, будто весло боевого драккара, лезвия меча Сив, крутанувший на пятке ткнула рогатиной в чуть приоткрывшуюся подмышку, самую малость но все же последовавшей за полупудом остро наточенного железа ручищи… Ударила резко, скупо, экономно, умело, уже чувствуя как трещат под натиском острой стали кольца кольчуги, а на землю льется кровь… И еле-еле успела уйти от метнувшегося ей в висок массивного навершия. Прогнувшись, словно южанская танцорка, девушка слепо вскинула секиру ожидая сокрушительной атаки, слева, под ребра, напролом, как наверняка била бы сама бы сама. Удар пришелся справа. Не мечом. Огромный словно ворота общинного дома, выкрашенный синей краской, густо покрытый охранными рунами щит, врезался в нее с силой атакующего быка. В последний момент успев подставить частично защитившее челюсть, плечо, девушка, отлетев на добрые пять шагов покатилась по утоптанному земляному полу.

Вокруг раздался яростный рев. Ну да. На ее стороне были немногие.

Все началось донельзя обыденно. Ударившие морозы, темная ночь, очередной внезапный набег на один из жирных долинных поселков. Вой ледяного ветра. Стужа, бросающая в лицо острые снежные лезвия. Крики раненных, мечущеюся по соломенным крышам кошар пламя. На руках хрусткой корочкой застывает кровь тех, кто посмел заступить ей дорогу. Она старается не убивать, бьет лезвием секиры только воинов спесивого южанского ярла, что объявил себя хозяином этих земель. Остальным довольно ударов древка и грозного рыка. Ночь рвет девичий крик. Тонкий. Слабый. Почти тут же оборвавшийся.

«Отпусти мою маму!»

Что-то в душе рвется и переворачивается. Разгорающееся внутри пламя боевого задора гаснет, будто засыпанный лавиной костер. Сив идет на звук. Овчарня пылает, на лицо и за шиворот падают угли, но она не обращает на это внимания. Детский крик бьется в черепе, застилая глаза багровой пеленой ярости.

«Отпусти, отпус… А-а-а!!»

Распятое на земле женское тело из груди которого торчит меч. И второе, маленькое отчаянно брыкающееся в тщетной попытке скрестить разбросанные в стороны худые коленки. Тяжелое лезвие секиры поднимается. Медленно-медленно. Словно во сне. А потом рвется вперед, с хрустом впиваясь между ритмично поднимающихся и опускающихся волосатых ягодиц распаленного битвой и похотью северного воина. Того, кого она еще утром могла назвать братом. Довольное, уханье сменяется задушенным всхлипом. Сив, рычит и бьет снова, по хребту сокрушая ребра, обнажая сизое, пульсирующее нутро. Хрип переходит в бульканье. Выпучивший глаза налетчик взмахивает руками, обильная струя замешанная на желчи рвоты бьет в лицо девчонки, течет по доскам, он содрогается всем телом и