в «Выбранных местах…», ведь Гоголь конечно же не мог не понимать, что большинство помещиков слеплены совершенно из другого теста, чем он сам – гуманист и наивный мечтатель, однако для того, чтобы судить о нем, нужно знать каждую деталь его жизни, устройство его сознания, его мотивацию и все его странные «хрустальные замки».

Здесь, пожалуй, стоит привести одну цитату из письма Чаадаева Вяземскому, отрывки из которого биографы обычно приводят в главах, посвящённых анализу «Выбранных мест…». Так вот Чаадаев, рассуждая о том, чего побудило Гоголя создать тот ужасный, «больной» текст, напичканный пафосом и гордыней, говорит нелестные вещи в адрес автора, но приходит всё же к тому, что гоголевское «выбранное» безумие не являлось результатом настоящего порока, а было чем-то более замысловатым.

П.Я. Чаадаев. Художник Ш. Козина

Чаадаев резюмирует свои рассуждения такими словами: «В Гоголе нет ничего иезуитского. Он слишком спесив, слишком бескорыстен, слишком откровенен, откровенен иногда даже до цинизма, одним словом, он слишком неловок, чтобы быть иезуитом» [354].

Чаадаевские слова звучат грубо, но оставим грубоватый тон на совести Чаадаева, возьмём лишь само зерно. Оно заключено в том, что даже враги Гоголя и его недоброжелатели (я имею в виду всё же ту часть из них, которая обладала интеллектом) понимали и признавали факт наивного бескорыстия гоголевских поступков и всей его морали, казавшейся порой странной и даже циничной. Но и к слову «цинизм» в данном случае нужно подходить особо. Гоголь не был циником в современном русском значении слова, он был киником в древнем греческом значении. Во всяком случае, в нем присутствовал мотив кинизма, и хотя мотив этот, конечно же, не был доминирующим, но он имел какое-то своё место в гоголевском сознании, оттого им порой совершались поступки, схожие с моралью античных киников.

Почти все деньги, которые Гоголь зарабатывал литературным трудом, он раздавал нуждающимся, пересылал родственникам в Васильевку или дарил друзьям-художникам. Жил он на те средства, которые брал в долг у богатых людей, и на те, которые ему выделял государь в качестве пособия. Некоторым богатым людям Гоголь так до конца жизни и не отдал долги, не слишком горюя об этом. Деньги у государя-императора Гоголь брал совершенно спокойно, поскольку считал своё ремесло службой, служением России.

Гоголь очень любил помогать, любил отдавать и помимо добра вселенского, абстрактного добра любил делать реальное добро, поскольку в 1844 г. (ещё находясь в Европе) всё-таки учредил фонд помощи малоимущим студентам и другим нуждающимся. Правда, графинечка наша, то есть Анна Михайловна Виельгорская, не слишком деятельно помогла в этом мероприятии, но Гоголь обратился к Шевырёву, Плетнёву, Прокоповичу и Аксакову, чтобы они помогли в создании фонда и осуществлении раздачи пособий.

Вот как Николай Васильевич сообщал об этом (в письме Шевырёву) в тот момент, когда должны были начаться выплаты ему авторского гонорара за первое многотомное собрание сочинений: «Все деньги, вырученные за них (за вышедшие книги. – Примеч. М.А.), отныне принадлежат бедным, но достойным студентам; достаться они должны им не даром, но за труд… Дело это должно остаться только между тобою и С.Т. Аксаковым, и я требую в этом клятвенного и честного слова от вас обоих. Никогда получивший деньги не должен узнать, от кого он их получил. Это должно остаться тайной навсегда. Желанье моё непреложно. Только таким образом, а не другим должно быть решено это дело. Как бы ни показалось вам многое здесь странным, вы должны помнить только, что воля друга должна быть священна, и на это мое требование, которое с тем вместе есть и моленье, и желанье, вы должны ответить только одним словом да. То же самое сделано и в Петербурге. Там почти все экземпляры распроданы, и деньги собраны; но я из них не беру ничего, и они все обращаются на такое же дело, с такими же условиями и вверяются также двум: Плетнёву и Прокоповичу. Но ни вы им, ни они вам никогда не должны об этом напоминать. А вас молю именем дружбы, именем Бога истребить в себе всякое неудовольствие, какое только у вас осталось к кому бы то ни было по поводу этого дела. Мне вы должны простить также все, чем оскорбил.

Вы обо мне не заботьтесь. В течение почти двух лет я не буду иметь никакой надобности в деньгах. Во-первых, мы устроились кое-как с Жуковским, а во-вторых, мне теперь гораздо нужно меньше, чем когда-либо прежде. Посему, если ты не посылал ещё мне тех денег, о которых извещал в письме, то и не посылай, а отложи их к деньгам на дело святое. Ни Аксакову, ни Языкову не плати. Они подождут: так нужно» [355].

Глава восемнадцатая. Кульминация

Пожив в Васильевке и понемногу начав привыкать к подзабытым обыкновениям своей малой родины, Гоголь, однако, не мог и не хотел засиживаться на месте. Нашего классика ожидало новое путешествие, ведь друзья из Москвы, Петербурга и Киева наперебой звали в гости.

Итак, сначала был Киев, куда Гоголь отправился в первую очередь, поскольку в этом городе находились те, кто по-особенному был дорог гоголевскому сердцу. Жил тут теперь и Саша Данилевский, настойчиво звавший в гости. «Здесь у тебя много друзей! После стольких бесчисленных и бесконечных вояжей, что стоит тебе перешагнуть в Киев?» – писал он [356]. Гоголь «перешагнул» – и прямо в тесную казённую квартирку Данилевского, где тот обитал вместе с женой Ульяной Григорьевной, урожденной Похвисневой (они поженились во второй половине 1844 г.) и дочерью Ольгой [357].

Вы обратили внимание на имя супруги Данилевского? Да-да, Уленька! Причём усилия гоголеведов до сих пор не дали однозначного и окончательного ответа на вопрос, что произошло раньше – знакомство гоголевского друга с Ульяной Григорьевной (узнав о которой Гоголь даровал своей героине её нежное имя) или же случилось мистическое совпадение и Гоголь сначала создал образ своей героини, подобрав для неё это имя, а потом его друг повстречал девушку, которая носила его?

Может быть, если б какой-нибудь человек по фамилии Ульянов занялся бы гоголевелением и всерьёз принялся за прояснение этого вопроса, то ему раскрылась бы эта загадка (хотя бы из уважения к его фамилии), но Ульянов занимался созданием коммунистической доктрины, а нам, простым смертным, загадка происхождения имени гоголевской героини так и не подалась. И сей вопрос продолжает быть открытым, хотя он и важен в самом-то деле.

Впрочем, оставим шуточки, сейчас не до них. А фамилия главного революционера России пришла мне на ум потому, что в тот момент, когда Гоголь после долгой отлучки вновь попал на Родину, здесь уже начинали зарождаться идеи грядущих