женщина устроится, он присел рядом. Налил в пиалы ароматный кок-чай и одну из них передал Соломее.

— Угощайтесь! Чувствуйте себя, как дома, — сказал он.

— Но где же хозяева? — удивилась женщина.

— На Востоке мужчины не сидят за одним столом с женщинами, — объяснил Агабек.

— Но почему?

— Вера не позволяет.

— А вам?

— А мне позволяет. Потому что я атеист.

— Это хорошо, — хитро улыбнулась Соломея. — А то мы с вами так и не смогли бы вместе даже чайку покушать.

Агабек нашел своей ручищей тонкую белую ручку женщины и вновь прикоснулся к ней губами.

— Как я счастлив, что неожиданный этот случай в поезде свел нас вместе, — проворковал Агабек, нежно глядя в горящие таинственным огнем глаза Соломеи. — А вы? — неожиданно спросил он.

— Я? — Соломея печально вздохнула. — Я не принадлежу себе, — загадочно сверкнув глазами, добавила она.

— Почему?

— Потому что по воле отца я помолвлена с другим.

— С кем?

— С полковником Садвакасовым, адъютантом командующего бухарскими войсками.

— А-а-а! Слышал о таком, — сказал Агабек, уловив во взгляде женщины еле скрываемую тоску. — Но вы же не любите его, — уверенно произнес он.

— Я дала слово!

— Что значит для женщины слово, если всем ее существом управляет сердце, — с видом знатока произнес Агабек.

— Но я дала честное партийное слово!

— Вот это уже хуже. До чего же докатились нынешние нравы, — улыбнулся Агабек, — что и на любовь перенесли партийные клятвы.

Нелепая эта мысль рассмешила обоих. Впервые за все время их знакомства Соломея наконец-то свободно и раскованно смеялась, не обращая ни на что внимания. Смеялась так, что из глаз у нее брызнули слезы. Вытирая их, она, вызывающе взглянув в глаза своего собеседника, задумчиво произнесла:

— Если бы вы повстречались мне раньше…

— Если бы я знал, что в Бухаре живет такая красавица, я бы постарался здесь родиться.

— И зря. Я всего лишь год, как приехала в Бухару. Петросовет по просьбе Бухарского правительства направил сюда моего отца. А после того, как мама умерла, всегда и всюду я следую за ним.

— Значит, вы из Петрограда!

— Да!

— Ну, тогда я бы постарался родиться в Санкт-Петербурге.

— Вы настоящий джентльмен и сердцеед, — с природным, чисто женским жеманством в голосе сказала Соломея, чарующе поворачивая свою милую головку к Агабеку. — Но мне уже пора, — неожиданно, с явным сожалением сказала она, взглянув на свои золотые часики.

— Как быстро пронеслось время нашей первой встречи, — с сожалением сказал Агабек. — Но прежде чем мы расстанемся, я хочу задать вам обычный мужской вопрос: «Что вы делаете сегодня вечером?»

Соломея опустила глаза долу.

— Я не знаю, — тихо промолвила она.

— Но я могу надеяться на встречу с вами?

— Пожалуй, нет!

— Но почему?

— Садвакасов пригласил меня в чайхану.

По тону и по тому, что Соломея назвала жениха по фамилии, Агабек понял, что предстоящая в чайхане встреча, скорее всего, носит для нее лишь формальный характер.

— А если ваш жених по каким-то причинам не сможет прийти?

— Ну, тогда я свободна, — радостно сообщила она.

— Что не сделаешь ради такой красавицы, как вы, — озорно промолвил Агабек и, уловив во взгляде женщины искреннее любопытство и еле скрываемую симпатию, добавил: — На сегодняшний вечер я освобожу вас от всех обязательств.

— Вы хотите убить моего жениха? — с деланым страхом в голосе спросила Соломея.

— Я вижу, вы держите меня за какого-то уголовника, — улыбнулся Агабек.

— Нет! Совсем нет! Вы герой, спасший мою честь, — искренне промолвила женщина и, запечатлев на губах незадачливого любовника поцелуй, вскочила на ноги.

— Но кто же посмел покуситься на вашу честь? — недоуменно спросил Агабек.

— Если бы не вы, то я уже держала бы ответ перед ревтрибуналом. В моей сумочке лежат секретные документы, которые я должна передать полковнику Садвакасову лично, — объяснила Соломея. — А теперь мне пора! — категорически заявила она.

— Хорошо. Я попрошу Тульки-хана отвезти вас в своем экипаже. Куда прикажете, мадемуазель? — Агабек услужливо склонил голову.

— На вокзал, желательно к прибытию двенадцатичасового поезда. Оттуда я дойду до нужного места пешком.

Агабек вышел из комнаты и, спустившись во двор, где в это время прохаживался хозяин, отдавая распоряжения своим работникам, попросил его снарядить коляску.

Когда Агабек вместе с Соломеей вышел во двор, пароконный экипаж уже в полной готовности стоял у ворот.

Радушно попрощавшись с Тульки-ханом, Агабек помог женщине устроиться в коляске.

— До вечера, — сказал на прощанье он.

— До вечера, — многообещающе улыбнулась Соломея.

Глава VI. Бухара. Апрель — май, 1924 год

«Его превосходительству Ислам-беку-токсобо. Его Высочество всемилостливейше соизволили известить о своем здравии. Извещается, что Ваши донесения получены. Из них стало ясно, что Вы слуга истинный. За Ваши услуги вере ислама от Господа Бога будет небесное блаженство. Его высочество остались Вами очень довольны. Если Аллах даст, услуги Ваши будут велики и останутся в летописи религии.

Хамаль 1345 г.».

Дочитав послание эмира до конца, Ислам-бек — предводитель крупнейшего в междуречье Пянджа и Вахша вооруженного формирования моджахедов ислама, — оглядел присутствующих самодовольным, холодным взглядом, в котором не было ни особой радости, ни какого-то недовольства. Хотя внутренне он ликовал от того, что эмир назвал его токсобо — полковник, но своей радости преждевременно не показывал. Собравшиеся в юрте Ислам-бека по случаю приезда гонца эмира курбаши по-разному встретили послание сбежавшего в Афганистан бухарского владыки. Одни, заглядывая в глаза хозяина дома, удовлетворенно и льстиво зацокали языками, выражая тем самым своему вожаку высшую степень удовлетворения похвалами эмира. Другие были сдержаннее, ответив на взгляд Ислам-бека лишь кивком головы да подобием улыбки, эти были явно недовольны акцентами, расставленными в письме, но ссориться с ним не хотели, третьи отводили взгляд, глядя перед собой с деланым равнодушием.

Ислам-бек прекрасно понимал, что не все будут рады его возвеличиванию, и потому заранее принял необходимые меры предосторожности. Белую юрту, где собрались курбаши Гиссарской долины, охраняли его верные нукеры, которые по первому сигналу должны были обезоружить недовольных и их телохранителей.

Письмо эмира, по сути дела, закрепляло его главенство над разрозненными отрядами моджахедов в Восточной Бухаре. Ислам-бек задержал свой взгляд на широком лоснящемся, женоподобном лице Саид-Ишан-баши, который смотрел на него взглядом, полным злобы и ненависти.

В это время заговорил посланник эмира — Темир-бек. Мало кто из присутствующих знал этого стройного джигита с тонкими благородными чертами лица — названого сына Ислам-бека, которого бек несколько лет назад послал учиться в Кабул, возлагая на него большие надежды.

— Его Высочество, да продлит Аллах годы его бесценной жизни, просил меня на словах передать его искреннюю признательность и благоволение всем, кто встал