на карте недостающий элемент предстоящего боя и только после этого вместе с отцом вышел из юрты.

— Скажи, отец, почему среди собравшихся курбаши я почему-то не слышал имени курбаши Наби-хана? Жив ли он?

— Жив! Хитрый лис, после того как его потрепали неверные, ушел за кордон, поближе к своему родственнику, афганскому беку. Кстати, он вскоре должен доставить оружие и боеприпасы, которые мне уже давно обещали англичане. Был однажды у меня господин Хадсон. Клялся и божился, что поможет не только оружием, но и деньгами, лишь бы мы не прекращали с большевиками борьбы.

— А-а-а, я что-то слышал об этом, — вспомнил вдруг Темир-бек. — Три месяца назад Его Высочество отправил меня встретить караван с английским оружием, который прибыл из Индии. Среди сопровождающих караван от границы был и какой-то толстяк-курбаши со своими людьми. Он мне по секрету сказал, что скоро со своими джигитами пойдет обратно в Бухару, чтобы вновь, как и раньше, истреблять неверных. Возможно, это и был ваш знакомый.

— Возможно! — неопределенно сказал Ислам-бек…

Ранним утром следующего дня, в самом начале ущелья, выходящего к перевалу, за которым на труднодоступных склонах, словно ласточкины гнезда лепились горные кишлаки, от многочисленного отряда Ислам-бека отделились пятьдесят всадников и под командованием молодого караул-беги Темир-бека поскакали по узкой и глубокой щели в гору. Место прежней засады искать не пришлось. На скале прекрасно сохранились выложенные из камня укрытия с амбразурами и узкими ходами сообщения.

Оставив лошадей в щели, под охраной десятка воинов, Темир-бек расставил остальных на заранее оборудованных позициях. Приказав всем затаиться, он отъехал на своем жеребце на версту и в бинокль пристально осмотрел место своей засады. Ничего, могущего привлечь внимание, не было заметно. Даже невысокое, сложенное из камней укрытие, сливалось с серой массой, нависшей над ущельем скалы.

«Ну что ж, — подумал он. — Проверим тактический прием курбаши Наби-хана. Может быть, нам так же, как и ему, повезет»!

* * *

— Люди! Эй, люди! Сбросьте ваш сон, собирайтесь к мечети. На нас надвигается беда! — слышались крики глашатаев на кривых и узких улочках кишлака Кайсар, спрятавшегося от суетного мира в отрогах Каратау. Вскоре на площади перед мечетью собралась многочисленная толпа. Люди, тихо переговариваясь, с нетерпением ждали, что скажет староста кишлака.

Выйдя вперед, староста взволнованно провозгласил:

— Мусульмане, я позволил себе оторвать вас от важных дел, потому что пришел час защищать наш кишлак, наши дома и наши семьи от кровожадного курбаши Ислам-бека. Полчище ширбачей движется на нас, чтобы склонить наши сердца и души в поклоне эмиру и его приближенным. Этот сын разводки и шакала снова хочет надеть на нас цепи рабства, сброшенные с наших шей большевиками, чтобы, как и прежде, пить нашу кровь, насиловать наших жен, продавать в рабство наших дочерей. Этот преисполненный самодовольства и гордыни курбаши, да сгорит душа его в аду, прислал к нам своего посланца, который объявил мне слова своего людоеда-хозяина:

«Мы слышали, что в Кайсаре люди впали в разврат и отказали в гостеприимстве моему курбаши Ниязу. Поэтому приказываю… — Голос аксакала дрогнул. — Приказываю сегодня же собрать мне и моим людям сто подков, пять пудов фамиль-чая, пуд кок-чая, пятнадцать фунтов чилимного табаку, тридцать баранов, пятнадцать пудов риса, два пуда кишмиша. Ослушникам — наказание, их семьям — разорение».

Слышали, люди? Живодер и насильник идет к нам. Конница его кровавых подручных скачет к нашему кишлаку. Я взываю к вам, сельчане: до каких пор мы будем терпеть этих голодных, бешеных собак?!

Толпа угрюмо молчала. Каждый вспоминал, какие беды и несчастья пришлось перенести каждому из них за последние годы, и особенно в прошедшем году. Тогда в кишлаке расположился лагерем Наби-хан, загнанный в поднебесные дебри красными кавалеристами. Причитания женщин и многочисленные холмики могил оставили после себе моджахеды ислама после своего ухода. Вот и сейчас жестокое и кровавое воинство под предводительством самого Ислам-бека движется в их небольшую, защищенную от ветров хребтом Каратау высокогорную долину, чтобы на улицах кишлака вновь слышался плачь и стенание женщин, чтобы под пулями и ножами бандитов падали в пыль отцы семейств и джигиты, осмелившиеся поднять руку в их защиту.

— К нам идет смерть! — стал рядом с аксакалом кузнец Данияр. — Сейчас мы должны решить: или идти к бандитам на поклон и, словно стадо баранов, подставить свои шеи под их острые ножи, или, вооружившись всем, что возможно, стать на защиту кишлака. Третьего не дано!

Люди зашумели, стараясь выразить свое одобрительное отношение к сказанному старшиной и кузнецом.

Шум перекрыл громоподобный, непререкаемый голос Данияра:

— Все идите домой! Возьмите то, что у каждого есть. Охотники — свои ружья, дехкане — свои кетмени, серпы и топоры, пастухи — вилы, палки и ногайки. Вооружайтесь всем, чем сможете. Мы дадим отпор этим бешеным псам.

Шумно переговариваясь, люди начали торопливо расходиться.

— Всем собраться на окраине кишлака, возле скалы, — приказал кузнец вдогонку. Привыкшие безропотно подчиняться людям сильным и смелым, дехкане быстро разошлись по домам и, вооружившись всем тем, что годилось не только для добывания пищи, но и для убиения себе подобных, направились к скале, прикрывающей кишлак от северных ветров. Теперь это вселенское нагромождение островерхих гранитных глыб должно было закрыть кишлак от кровожадных псов — басмачей.

Вскоре у скалы собрались почти все мужчины, способные держать в руках оружие.

Данияр пришел одним из первых. Высокорослый и широкоплечий кузнец, подпоясанный красным кушаком, за которым была видна остроотточенная сабля, внушал селянам уважение и надежду. Такой человек не станет тревожить людей пустопорожними разговорами и несбыточными увещеваниями.

Не дожидаясь, пока стихнет говор раззадоренных предстоящей битвой селян, Данияр громко, чтобы слышали все, объявил:

— Если позволит мне многоуважаемое общество, я готов возглавить оборону нашего кишлака.

— Мы согласны!

— Ты самый достойный из нас!

— Я слышал, Данияр служил когда-то в коннице эмира!

— Данияр — настоящий батыр!

— Веди нас в бой, — послышались крики со всех сторон.

— Я предупреждаю вас, что с этого момента наступает конец вашей вольнице, каждый должен будет строго и точно выполнять все мои приказания! Вы согласны?

— Согласны! Согласны! — Многоголосое эхо, отразившись от скалы, воинственным кличем разнеслось по долине, вселяя в ее немногочисленных жителей надежду на победу над страшным и жестоким врагом.

— Если вы согласны, то я беру командование над нашим немногочисленным отрядом на себя, — громогласно объявил Данияр и, подойдя к краю обрыва, в глубине которого проходила караванная тропа, ведущая в кишлак, о чем-то задумался. Дехкане молча, с надеждой в глазах смотрели на него, ожидая приказа.

— Мы разделим отряд на две части, — после небольшого раздумья сказал командир. —