На любую должность, в самый отдаленный район, только бы вместе с тобой, моя дорогая! — Во взгляде Агабека было столько решимости, что у Соломеи не возникло и тени сомнения в том, что этот человек готов был ради нее рискнуть не только своей карьерой, но и жизнью.

Вместо ответа она обняла Агабека и долгим поцелуем запечатала его сухие от волнения губы.

— Я знаю, что ради меня вы готовы на все, — страстно прошептала она, — но я не могу принять вашу жертву. Когда-нибудь, после победы мировой революции, мы сможем соединить свои пылающие сердца. А сейчас мы должны выполнить свой долг. Я приложила слишком много сил и личного обаяния, чтобы завоевать доверие Хадсона, а вы хотите все это разрушить? Нет, я на это не согласна, — твердо заявила Соломея и, еще раз поцеловав ошарашенного таким ответом Агабека, уже сухим, деловым тоном произнесла: — Я готова выслушать ваши дальнейшие инструкции.

Все еще не придя в себя, Агабек, размышляя о превратностях судьбы, подошел к радиоприемнику и машинально его включил. Из репродуктора донеслась торжественная мелодия «Интернационала», после чего диктор объявил:

— Мы продолжаем радиотрансляцию с заседания суда над главарем басмачей. Наш корреспондент передает из города Ош:

— Громадный двор мечети Азрет в городе Оше. Тысячная толпа. Здесь и местные жители, здесь и приехавшие за сотни верст любопытные, и делегаты; каждый стремится пробраться вперед и увидеть, хоть на один момент, скамью подсудимых, на которой сидит царек Ошского района Муэтдин, или, как он именовал себя, Эмир-ляшкарбаши Муэтдин-катта-бек Усман Алиев, что в переводе значит: Верховный главнокомандующий, непобедимый Муэтдин, большой господин Усман Алиев. Вокруг Муэтдина — ближайшие помощники его. Здесь и известный палач Камчи Темирбаев…

С интересом прислушиваясь к негодующему голосу репортера, а главное, услышав знакомые имена басмачей, Агабек предложил Соломее не торопить события, присесть на диван, а сам занял место в кресле, поближе к репродуктору.

— Путем жесточайшего, невиданного террора осуществлял Муэтдин господство над дехканством Ошского района, — продолжал репортер. — Десятками исчисляются его кровавые «подвиги» и тысячами — жертвы. Недаром же матери пугали его именем своих детей, недаром даже здесь, на суде, бледнели и шарахались в сторону свидетели от одного его взгляда.

Несколько дней собирались свидетельские показания. Свидетели — живые страницы жуткой летописи о кровавом разгуле. Вот толстый арбакеш. Он вез под охраной сорока пяти красноармейцев транспорт. «В транспорте, — рассказывает он, — было до шестидесяти человек граждан, среди них были женщины и дети. По нашим законам беременная женщина считается святой. Но для Муэтдина нет ничего святого — он уничтожал всех. Беременным женщинам вспарывали животы, выбрасывали плод и набивали животы соломой. Детям разбивали головы о колеса арб или устраивали из них козлодранье, и они разрывались на части. Красноармейцев сжигали на костре».

Появляются новые свидетели, и все они твердят одно: если власть не расстреляет бандита, то они покинут свои места и уйдут в Мекку. Десятками поступают приговоры от населения. Вот мальчик лет 11–12. Со слезами и дикой злобой кричит он в лицо палачу: «Ты зарезал моего отца, я это видел сам!» — «Врешь, — отвечает басмаческий вождь, — он сам себя зарезал нечаянно ножом».

Свидетель, старик мулла, поднимает руки к небу и воздает молитву своему богу за справедливый пролетарский суд. И как по команде, тысячи голосов присоединяются к его молитве и тысячи лиц обращаются к небу.

Долгими несмолкаемыми аплодисментами встречается речь обвинителя, требующего расстрела для Муэтдина и его приближенных. Протестующие крики и угрозы несутся по адресу защитника, просящего о снисхождении. Защитник теряется. Приговор может быть только один. Муэтдин и семь его помощников приговорены к расстрелу…

— Разве можем мы простить своим врагам тысячи невинных жертв? — после непродолжительного молчания гневно произнесла Соломея, резко вскочив. — Разве можно сегодня говорить о личных чувствах, когда революция захлебывается в крови? — И сама же ответила: — Нет! И еще раз нет!

— Вы правы, — задумчиво сказал Агабек. Он собирался выключить радиоприемник, когда вновь раздались звуки «Интернационала» и диктор объявил:

— Недавно закончивший свою работу Пятый Всебухарский съезд Советов постановил преобразовать Бухарскую Народную Советскую Республику в Бухарскую Советскую Социалистическую Республику. В постановлении съезда подчеркивается, что главной задачей народов Бухары — узбеков, таджиков, туркмен, киргизов, казахов, между которыми существует полное равенство, является «осуществление перехода к социализму путем проведения социалистических преобразований и подавления всех контрреволюционных выступлений против пролетариата и его диктатуры». Съезд постановил привлечь к судебной ответственности членов бухарского правительства, связанных с басмачеством. Бухарская Советская Социалистическая Республика заявила о своем братском единстве со всеми социалистическими республиками и с великим Союзом Советских Социалистических Республик…

Выключив радиоприемник, Агабек взволнованно произнес:

— Все! Мы приступаем к окончательной фазе операции. С завтрашнего дня на всей территории Бухарской республики начнутся аресты басмачей и их пособников на всех уровнях власти. А это значит, что уже сегодня вы должны предупредить Хадсона о том, что истинная деятельность его раскрыта и его ждет неминуемый арест. Предложите ему свою помощь. Вечером вам надо выехать на пассажирском поезде в Термез. Там вас встретит мой человек, Азиз-бек. Он предложит вам поднести вещи и попросит за это семь рупий, на что вы ответите, что рупий нет, но вы готовы заплатить сто семьдесят таньга. Ключевые слова семь рупий и сто семьдесят таньга.

— Я запомнила, — сказала Соломея. — Но как он узнает меня?

— Он видел вас в Бухаре, — ответил Агабек. — Ночью Азиз-бек выведет вас на берег реки и переправит на афганский берег, — продолжал он. — Там, вместе со своими афганскими друзьями, он сопроводит вас туда, куда укажет Хадсон. Вы можете полностью доверять Азиз-беку, тем более что первое время он будет вашим единственным связным. Ваша главная задача — стать своей у англичан. На следующей нашей встрече я поставлю вам конкретную задачу. А пока вживайтесь, смотрите, запоминайте и ни во что не вмешивайтесь до тех пор, пока мы не встретимся. А теперь, дорогая моя Соломея, давайте прощаться. — Агабек обнял женщину и нежно прижал ее к себе.

— Прощай, любимый, — чуть слышно произнесла Соломея и, крепко поцеловав его в губы, тут же резко отшатнулась и скрылась за дверью. Вскоре затихли в глубине коридора и ее торопливые шаги.

Агабек устало плюхнулся на диван и с фанатичностью, довольно необычной для истинного безбожника, произнес:

— Господи, благослови ее дальнюю и нелегкую дорогу! Дай ей силы выстоять наедине с врагом! Я готов заплатить тебе за это своей жизнью! — После этой клятвы ему стало немного спокойнее, и он с чувством выполненного долга направился в свою гостиницу.

Зайдя в номер, Агабек внимательно