он их вообще? Или Рэй от неё отказался? В конце концов, она фактически сама выбила из него признание — что, если причиной тому была не его робость, но заведомо малая заинтересованность в их отношениях?

Паландора не могла знать, что Рэя глодали не менее тревожные сомнения. Когда ему стало лучше, он неоднократно порывался ей написать. И всякий раз останавливал себя. «Что я ей скажу? — задавался он вопросом. — Ведь если она меня не любит, то я выставлю себя круглым дураком. А если любит — то размазнёй, тряпкой. Не сумевшим её защитить». Время притом было не на его стороне. Ничто не было на его стороне. К концу третьей недели осени, достаточно окрепнув для долгого путешествия, он возвратился домой — исхудавший, осунувшийся и бледный. Рэдмунд его даже поначалу не узнал. Тогда в его груди впервые зашевелилось сомнение: так ли он правильно поступил? Но, отбросив эту мысль, он проследовал за братом в его комнату — чтобы убедиться, что тот при своей слабости сумеет одолеть ступени башни.

— Покорнейше благодарю, не стоит менять сопровождать, — тихо сказал ему Рэй, как чужому.

— Не дури, малой, ты же еле на ногах стоишь!

— Я предпочитаю свалиться с лестницы, нежели иметь дело с тобой, — устало ответил он, чем определённо начал выводить Рэдмунда из себя. «Тьфу, холера, а мне ещё жаль его стало!» — подумал он. Но до комнаты всё же дошёл. Рэй откашлялся, сел на кровати, расстегнув плащ и постучав себя по грудной клетке. В упор уставился на Рэдмунда, который не торопился уходить.

— Зачем ты это сделал? — глухо спросил он брата. Рэдмунд ослепительно улыбнулся.

— Что именно?

— Ты знаешь, что. Зачем ты это сделал?

— Ах, это, — догадался он. — Ты сам-то как думаешь? Пойми, братишка, надо ведь совесть иметь. Допустим, папаша (на этом слове он нарочито усмехнулся, но уши его постыдно ожгло) имел неосторожность обещать тебе Рэди-Калус — пускай. Я лично смирюсь с тем, что нашим землям крышка! Но пустить под откос ещё и Пэрферитунус… Знаешь, за это Верховный король тебя по голове не погладит.

— Зачем ты это сделал? — вновь спросил Рэй, глядя в одну точку. Старший брат продолжил объяснять.

— Или ты полагал, что я не пойму, что за игру ты затеял? Жениться на Паландоре и завладеть сразу двумя регионами! Когда ты и с одним-то не сладишь! Знаешь, братишка, ведь я, вообще-то, оказал тебе неоценимую услугу. Не дал ударить в грязь лицом — по крайней мере, в двойном размере.

— Зачем ты это сделал?

— Чёрт побери! — не выдержал Рэдмунд. — Ты меня вообще слушаешь?!

Рэй тупо моргнул.

— Зачем…

— Ну уж нет! — перебил его брат. — Даже не вздумай повторять свой вопрос! А что тебя, собственно, так огорчает, братишка? Ты ведь у нас теперь будущий герд. Видный жених. С такими исходными данными найти себе новую спутницу — сущий пустяк! На меня знаешь, как девушки вешались, когда я был наследником? Точнее, вешались бы, если бы я им позволял.

— Безмозглый тупица! — с чувством сказал Рэй. Брат в удивлении отшатнулся.

— Чего-о? Ты не забыл, с кем разговариваешь?

Судя по безучастному выражению лица Рэя, он, в самом деле, забыл. В любое другое время он бы тысячу раз подумал, прежде чем оскорблять брата. Ведь тот гарантированно ответит, и победа останется за ним. Но сейчас Рэю было всё равно. Пусть обругает его, пусть ударит — хуже ему уже не станет.

— Поосторожнее со словами, малой, — предупредил Рэдмунд, — иначе ты можешь сказать то, о чём пожалеешь.

— Да какая разница?! — воскликнул Рэй. — Вряд ли я стану жалеть, что сказал правду. Я люблю её! А ты, идиот, только вмешиваешься и постоянно всё портишь!

— Любишь правду? Ай молодец! — сказал Рэдмунд и хлопнул в ладоши. Он прекрасно понимал, что речь шла не о правде, но не мог отказать себе в очередной колкости. Рэй со свистом выдохнул, как закипающий чайник, и отвернулся. Подошёл к заплаканному окну и уставился вдаль.

— Куда же ты бежишь от разговора, правдолюб?

— Отстань… — пробубнил Рэй.

— Как интересно! Сам повторяет пять раз один и тот же вопрос, а я ещё должен отстать! Как тебе будет угодно. Но посуди сам: на Паландоре тебе никак нельзя жениться. Вы оба попросту не справитесь с административной нагрузкой. Поодиночке вас надо опекать, а уж вдвоём — тем более! Если ты её так любишь, я мог бы, конечно, предложить тебе поселиться вместе с нами — знаешь, как в лучших домах Виттенгру, когда представитель богемы живёт под одной крышей с семейной парой в так называемом «творческом союзе». Мне лично не жалко, а ты ведь у нас всё равно что непризнанный поэт или художник. Но боюсь, что твои обязанности герда оставят тебе мало времени на такой образ жизни.

Рэй сжал кулаки. За семнадцать с половиной лет он уже привык к насмешкам брата, но ему было особенно неприятно, что он таким образом оскорблял Паландору.

— Если у тебя язык повернулся такое сказать, значит, ты её совершенно не любишь и не уважаешь, — ответил он, произнося слова как можно медленнее, чтобы голос его не начал дрожать. — А тогда зачем ты на ней женишься?

— Тебе назло! — ухмыльнулся Рэдмунд. — Ты ведь в этом уверен, не так ли? А если честно, то смотри: я рад, конечно, что Паландора тебе нравится, но ты теперь будущий герд. А она — будущая гердина. С такими исходными данными ваш брак неуместен по политическим причинам. Сам спроси у Верховного короля — он, скорее всего, и не подумал бы дать вам на него разрешение.

— Тебе зато подумал! — огрызнулся Рэй, не зная, что ещё сказать и сглатывая ком в горле, который никак не желал провалиться в желудок и исчезнуть. Рэдмунд облокотился о стену, широко расставив ноги, и с выражением озорного довольства, как после порции тройного мороженого в погожий летний денёк, ответил:

— Подумал. Ещё как подумал. И не просто подумал, а разрешил.

* * *

Рэдмунд не преувеличивал: Верховный король Ак'Либуса, Дасон Лион Эрнер, в самом деле, получил его прошение и рассмотрел этот вопрос, предварительно вынеся свою положительную резолюцию.

Выражаясь языком бюрократии, его кандидатура была утверждена. Пэрферитунус был, правда, не Рэди-Калус, а управлять земледельцами и белошвейками — не совсем то же самое, что тренировать военные части и вести счёт лошадям. Рэдмунд с иронией качал головой: он бы с удовольствием делегировал ткачих своему брату-балбесу, а сам занялся нормальными мужскими делами. «Не поменяться ли нам местами?» — спрашивал он себя после разговора с