значимого для скептиков инструмента – атараксии, являющей собой не что иное, как спокойствие духа. В этом отношении сомнение является крайне важным для понимания метода скептиков. Как верно указывает профессор Алькала:

«Пирроново сомнение задействуется и в области мнений, как следствие, Пиррон отказывается от них ввиду стремления к атараксии: если мы стремимся к душевному равновесию, мы не должны допускать, чтобы нас увлекали вихри философских дискуссий».

Вопрос формулируется просто: как нам оставаться спокойными, если мы живем в мире гиперстимуляции, в котором нас бомбардируют миллионами предложений материального и эмоционального характера, где информация настолько переливается через край, что вызывает постоянные изменения состояния нашего духа?

Одним из самых полезных советов, предлагаемых нам этими скептиками, – в том, чтобы уклоняться от спекулятивных дискуссий, бежать из мира необоснованных мнений, не наступать на одни и те же грабли, которые ничего хорошего нам не сулят, ради сохранения духовного покоя и умиротворения. Как уже упоминалось выше, достаточно осмотреться, чтобы убедиться в том, что количество эмоциональных перекосов нарастает по экспоненте. Перекосов, указывающих на недостижение нами вожделенного спокойствия духа, неспособность вычленять то, что действительно важно, а что нет.

Мы, как Пиррон, должны научиться не погружаться в тревоги, дискуссии или перепалки, касающиеся тысяч мелочных тем, в которых мы теряем время и энергию. Мы создаем проблемы из того, что, как правило, анекдотично, нас охватывает ненужное беспокойство, в то время как мы прекрасно могли бы жить намного спокойнее, чем живем. Если вдуматься, то мы осознаем, что посвящаем много времени и усилий, многие часы раздумий и чуть ли не тоски тому, что этого не заслуживает, что можно назвать словом «чепуха».

Стоит подчеркнуть, что скептицизм Пиррона – это, скорее, позиция, к которой он приходит, а не отправная точка. Иными словами, он приближается к этому с опытом, при условии постоянно активированного тумблера критического мышления, с постепенным осознанием того, насколько сложно постичь глубинное значение вещей, и невозможности этого предприятия, вследствие чего философ делает вывод, что забивать себе голову неразрешимыми проблемами, спорами относительно точек зрения и прочим влечет больше вреда, нежели пользы, потому-то он и занимает скептическую позицию. Ибо нельзя забывать, что Пиррон хочет быть счастливым, в связи с чем осознает то, что мы прекрасно могли бы применить в XXI веке: чтобы быть счастливыми, мы должны жить спокойно и безмятежно, в мире с себе подобными, но прежде всего – с самим собой, и наилучший способ добиться этого – ежедневная практика, принятие того, что жизнь идет так, как идет, она такая, какая есть, и есть обязанности и прочее, что мы должны соблюдать, и есть то, без чего можно обойтись.

Неплохо было бы дополнить Пирронов скептицизм последним элементом, весьма полезным для достижения душевного спокойствия, столь вожделенного нами в этом постоянно беспокоящем нас мире. И это афазия.

Афазия – это не что иное, как «приостановка рассудка», т. е. отсутствие мнения, отсутствие оценки. Это важный инструмент достижения вожделенного покоя (атараксии). В таком обществе, как наше, где все управляется мановением пальца, как курка, которым мы взводим социальные сети, мы возмущаемся мнением других и реагируем публикацией своего, постоянно ища подкрепляющие его аргументы, сражаясь за победу в дебатах, и с нами не раз происходит то, что последствия высказывания мнения приводят к беспокойству и тревоге из-за того, что их принимают и воспринимают не так, как нам хочется. Пиррону было ясно: если вы хотите прийти к жизни в мире с самим собой и с другими, к спокойствию духа, к безмятежному разуму, то избегайте мнений и, если это возможно, старайтесь не высказывать суждения, которые могут вам навредить.

Монтень: самоуважение, или хорошо думать о себе

Школа скептицизма, сформированная после того, как идеи Пиррона из Элиды приобретали на протяжении истории выдающихся последователей и поклонников, у которых мы также можем многому научиться, в особенности если стремимся достичь цели – жить достойной жизнью. Одним из наиболее известных – о нем мы уже говорили – был французский мыслитель, отец жанра эссе Мишель де Монтень. Монтень – первый мыслитель, обращающий в философию все, что он анализирует; тот, кто уверен, что философия является жизненной моделью и что события вокруг нее – какими бы они ни были (от значения, которое мы придаем пенису, до дефекации) – можно и нужно наблюдать в разрезе этой дисциплины, что ничто не должно избежать того, что мы назвали задействованием тумблера критического мышления.

Монтень, вместо того чтобы посвящать жизнь философскому анализу и написанию трактата об экзистенциальных проблемах, принимает обратное решение: приблизить философию к жизни – обычной, простой жизни каждого из нас. Он не забывает ни об одном аспекте обыденности. Недаром он признается в своих «Опытах», что главным объектом его исследований являлся он сам.

Он известен как первый эссеист в истории. До Монтеня большинство произведений, имевших отношение к философии или теологии, как правило, были очень схематическими, структурированными по тематическим направлениям, в зависимости от субъекта или объекта исследования. Области знаний были очерчены, и можно сказать, что у каждого из философов была своя специализация. И вдруг Монтень в возрасте 38 лет, после того как дважды избирался мэром города Бордо, принимает решение перебраться жить в свой замок и писать. Проблема возникла, когда он начал искать темы для своих произведений; тогда он принял решение создать нечто революционное для того момента истории, в котором находился. Он решил писать о том, о чем знал больше всего, – о самом себе. Об этом он сообщает нам на первой странице своей книги «Опыты»:

«Таким образом, содержание моей книги – я сам, а это отнюдь не причина, чтобы ты отдавал свой досуг предмету столь легковесному и ничтожному».

Он решил писать о самом себе, о том, чему научился за свою жизнь, что пережил, об интересовавших его темах, при этом не будучи вынужденным исследовать или углубляться в рассуждения относительно того, что другие мыслители говорили раньше по тем же вопросам, не отказываясь от вступления в диалог с ними независимо от того, кем они были: греческими или римскими философами, поэтами, историками…

Интересным в «Опытах» Монтеня является то, что в отличие от философской модели, которой придерживались в ту эпоху, в этой книге человек исследуется максимально натуральным способом, речь идет о вещах, которые могут касаться любого простого человека. Его «Опыты» всегда вызывали восхищение, ими зачитывались, их изучали.

Монтень не хотел отказываться ни от одного из аспектов жизни, составляющих наш мир, и в итоге – как курьез – заговорил о пенисе и его важности для концепции мужественности. По