оружие из арсенала лжи. Речь идет о новых техниках лжи, которые усовершенствовались прежде всего за счет использования социальных сетей. Это эмоциональная ложь, направленная на формирование и моделирование общественного мнения, основанная на сенсациях манипуляция с целью вызова эмоциональной реакции и отрешения от объективности, вследствие чего, естественно, сложность установления подлинных фактов увеличивается экспоненциально.

Сам факт того, что некто могущественный желает манипулировать общественным мнением, не является чем-то новым, но ранее не было так, что влияние этой «эмоциональной лжи» настолько глубоко пронзило население и поколение, которое – предположительно – является самым образованным в истории. Парадоксальным образом мы сталкиваемся с тем, что управление общественным мнением в эпоху максимального разнообразия каналов информации в мире, в котором к тому же доступ к информации можно получить по одному щелчку мыши, является плевым делом. Беспокоит то, что нами так легко манипулировать, что достаточно всего лишь одного сенсационного заголовка либо эффектных, полускандальных снимков, чтобы мы усвоили навязываемое нам мнение как свое. Но еще больше тревожит то, что мы даже не задаемся вопросом об объективности фактов и новостей.

Напротив, мы без тени сомнения соглашаемся с тем, что то, что нам рассказывают, является именно таким, каким нам его преподносят, либо, по крайней мере, мы не утруждаем себя проверкой, так ли это на самом деле, даже располагая необходимыми для этого средствами. Поэтому нужно учить наших детей, нашу молодежь и тех, кто таковой уже не очень является, преимуществам обучения через сомнение.

Какой тип общества стремится избавить своих граждан от необходимости сомневаться? Ответ не сложен: это общество, которое желает, чтобы убеждения и интересы сильных мира сего становились истиной. Которое знает, что использование эмоционального воздействия на человека эффективнее и проще, чем прививание ему критического мышления. К тому же оно может контролировать один из самых действенных инструментов XXI века, одно из самых мощных орудий, существующих в обществе гиперсвязей и гиперкоммуникаций, – общественное мнение.

Постправда, иными словами – хорошо изложенная ложь, создающая ощущение истины и напрямую прибегающая к задействованию эмоциональной стороны человеческой природы, намного эффективнее любой правды в том, что касается формирования мнений. И для этой вот постправды вырабатывается целый ряд механизмов и инструментов, способствующих ее повсеместному распространению. Постправда весьма легкодоступна, потому-то она и укореняется среди нас и, что намного хуже, вклинивается в социальную и интеллектуальную панораму, устраняя своего злейшего врага – критическое мышление, – только бы надолго остаться среди нас. Это одна из самых главных угроз, потому что она остается незаметной. Этому способствует гиперсообщаемость между людьми, гиперсообщаемость, которая стала своего рода прибежищем свободы, но в которую смог загадочным образом, втайне от нас, проникнуть властный аппарат. Социальные сети почти незаметно трансформировались в лакеев постправды. Клепаются новости и заголовки, сопровождаемые изображениями, с минимумом текста и максимумом эмоций, – и ими делятся тысячи, миллионы раз.

Спонсируемые воротилами политики и (или) экономики армии хакеров ежедневно наводняют фейками интернет. Похожая на правду новость удивительно просто, без какой-либо критики ретвитится или публикуется в Facebook.

Инструменты, которые задействует постправда, парадоксальным образом превращаются в наших союзников, когда нам нужно встать на защиту своей свободы, – и вот она, постправда, пользуется этой неразберихой, чтобы просочиться в трещины общественного мнения. В обществе турбовременности люди больше заинтересованы в оперативном распространении новости, чем в том, чтобы задумываться об объективности и правдивости.

Общество, не задействующее критическое мышление, не ставящее под сомнение происходящее вокруг, превращается в общество – коллаборациониста постправды, друга постправды, поборника защиты правдоподобной, слащавой лжи. Поэтому нам нужно требовать возврата к сомнению, если мы хотим улучшить общество, в котором живем, и восстановить нечто, что кажется все больше невостребованным, – достоверность. Достоверность проигрывает битву кажимости, виртуальности.

Виктория Кампс, одна из ведущих испанских мыслителей в области политической философии и специалист по этике, в 2016 году опубликовала книгу, в которой говорит о значимости сомнения, – «Хвала сомнению» (Elogio de la duda). Это не первый философ, заявляющий о необходимости возврата к сомнению, если мы хотим усовершенствовать не только себя, но и мир, в котором живем. В истории философии с самых ее истоков сомнение постулировалось как необходимый инструмент, а также (или, скорее, в том числе) как жизненная модель.

Зачем сомневаться в нынешние времена? Виктория Кампс указывает следующее:

«Мы живем во времена экстремизмов, антагонизмов и конфронтаций. На всех уровнях и во всех сферах, но прежде всего в том, что касается политики. Это положение вещей, которое медийная среда подпитывает как ей заблагорассудится и которое накаляется благодаря той легкости, с которой соцсети предоставляют возможность нажать на спусковой крючок, чтобы выстрелить в любого, чье поведение или простое присутствие доставляет дискомфорт… В подобной атмосфере сомнение в отношении того, что приводит в замешательство и сбивает с толку, вместо немедленных грубых эскапад, было бы самой здравой формой реакции для всех нас. Выдержать паузу, дважды подумать, подождать пару дней, вместо того чтобы отвечать в запале».

Занятие жизненной позиции, в которой сомнение играет свою роль, противостоит деспотично давящей на нас империи незамедлительности, было бы чем-то чертовски благоприятным для нашей эволюции, для построения самого здорового – в плане умственных привычек – общества.

Сомнение не в моде и вряд ли войдет в нее, если мы по-прежнему будем поддаваться влиянию окружающей наши жизни турбовременности. Незамедлительность, мгновенность превратились в умственную привычку, что распространяется, как метеор, импульс которому придают такие инструменты, как социальные сети, о которых мы уже говорили. Конечно, в данном контексте сомнение синонимично торможению, остановке, чтобы поразмыслить, исследовать, разузнать, уделить время тому, чтобы присмотреться, нет ли здесь обмана или манипуляции, полезно это или вредно. С точки зрения современного общества сомнение – это замедление. Оно требует времени и вызывает беспокойство, потому что это время воспринимается как потерянное.

С каждым разом все сложнее предпочитать сомнение внутренней реакции, которой от вас требуют все слои общества. Это объясняется еще и тем, что сомнение также предполагает дистанцирование. А это «дистанцирование» является нелегкой задачей именно потому, что нам втюхивают мир сенсаций и нового опыта, заставляя позабыть о рациональном и размышляющем обществе. Дистанцироваться – значит отделиться, не вмешиваться, не быть частью чего-то, вследствие чего мы ощущаем дискомфорт, так как соцсети толкают нас в противоположном направлении. Они подстегивают нас к участию во всем, включению, вмешательству во все, пусть даже в виртуальное, а сомнение – плохой товарищ при подобных раскладах.

Почему мы обычно не сомневаемся? Профессор Кампс очень точно подмечает: намного легче мыслить дихотомически, т. е. имея два противоположных полюса – за и против, хорошее и плохое, красивое и уродливое. Этот способ классификации реальности, в котором нет места оттенкам, сильно помогает