как «чувство неприязни, в большей или меньшей степени испытываемое к какому-либо человеку».

Это своего рода непопулярность среди себе подобных. Принятие необязательно подразумевает моральное суждение о человеке (вы принимаете ту семью, в которой вам довелось родиться), а признание, как правило, являет собой более высокую оценку, так как означает, что нас принимают и вместе с тем положительно оценивают.

Для того чтобы быть признанными, нам нужно лишь приспособиться к общественным договоренностям группы, следовать культурным обычаям и традициям либо, по крайней мере, не выступать против них. Наши предки относились к обычаям непреклоннее, строже, обычаи весьма очевидным образом были связаны с социальными и историческими обстоятельствами, классом общества, полученным образованием, местом рождения и т. п. Границы были четко очерчены, поэтому, чтобы избежать антипатии, следовало действовать в их пределах. Если, с одной стороны, все было ясным, прозрачным и можно было предельно просто предугадать последствия нарушения этих границ, то, с другой стороны, эти самые столь строгие границы обусловливали появление чувства глубокой неудовлетворенности в процессе поиска счастья.

К счастью для нас, границы стали более гибкими, а в некоторых случаях и вовсе стерлись. Тем не менее они персонализировались. В условиях господства индивидуализма границы перестают быть общественной договоренностью, навязанным извне императивом, становясь конструктом самого субъекта. В эпоху сверхсовременности пределы являются сверхиндивидуалистскими. Если когда-то узнать о них было очень легко и, как следствие, любому человеку было проще добиться принятия и заручиться общественной поддержкой, то сейчас, в разгар глобализации, когда границы начинают становиться более разнообразными, добиться признания со стороны другого человека стало намного сложнее. В первую очередь потому, что в ситуации, когда сам индивид очерчивает собственные границы, этих границ существует столько же, сколько индивидов, общественные договоренности растянулись, расширились настолько, что в их рамках учитываются почти все типы личности.

Существует ряд шаблонов, какие-то основы, исходя из которых мы функционируем в рамках общества, но в том, что касается всего остального, оказывается сложно добиться признания, когда у каждого имеется собственный взгляд на процесс. К примеру, быть непризнанным с эстетической точки зрения почти невозможно ввиду того, что эстетические модели внешнего вида стали более гибкими. Очень трудно стать непопулярным из-за своей манеры одеваться, то же самое касается и стиля. В крупных городах можно наблюдать бесконечное количество эстетических стилей, на которые никто не обращает внимания. Но в равной степени трудно стать популярным благодаря своей стильной одежде. С каждым разом все труднее получить признание себе подобных, когда они оценивают вас как личность. Что у одних вызывает восхищение, для других достойно порицания; что для одних является искусством (коррида), среди других считается преступлением; благодаря же простому, мгновенному доступу к социальным сетям не перестает удивлять то, насколько быстро мы можем столкнуться с положительным или отрицательным отношением к любой представляемой идее.

Антипатия имеет двойное толкование. С одной стороны, это признак дурной славы, коль вам удалось выделиться чем-то, что негативно воспринимается большим количеством людей, которым вы кажетесь антипатичным. В нашем открытом и гибком обществе, в котором варианты интерпретации умножились многократно, быть антипатичным для кого-то означает, что у этого кого-то знакомство с вами или получение информации о вас вызывает по меньшей мере беспокойство. Это преодоление степени безразличия и безличия, что с учетом времени, в котором мы живем, уже немаловажно.

Но, с другой стороны, это вызывает практически безапелляционное социальное отторжение со стороны тех, кто считает вас антипатичным, ибо вы поставили под сомнение ряд общественных договоренностей людей, очертивших собственные нерушимые границы, которые вы дерзнули перейти. То, что для одних является фундаментальным и неоспоримым, для других – абсурдно и пустячно.

Царство манихеев

С этим нужно быть осторожным. В историческую эпоху максимальной гибкости и открытости мы сталкиваемся со множеством людей, намертво вгрызающихся в неадаптивную систему мышления, в рамках которой они чувствуют себя защищенными от социального индетерминизма или растяжения границ, о котором мы говорим. Это радикальные манихеи, толкующие мир исходя из двоичного кода, иными словами, воспринимающие реальность на основе двух позиций: или со мной, или без меня, ты или из моих, или против меня. Подобное мышление, требующее занятия одной из двух позиций, обычно грешит тем, что я называю заблуждением отрицания. Это заблуждение возникает, как правило, при толковании молчания или отсутствия ответа при наличии двух противоположных альтернатив как отрицания. Я говорю «при толковании», потому что радикальные манихеи не приемлют осмотрительность, осторожность или простое безразличие как еще один способ восприятия вещей.

Вы уж простите, но для иллюстрации того, о чем я говорю, позвольте мне привести личный пример. Когда я опубликовал книгу «От Платона до Бэтмена» (De Platón a Batman), в ходе некоторых интервью журналисты ставили мне в упрек то, что я не упомянул в ней о женщинах-философах или супергероинях, а одна из журналисток намекнула на мою склонность к мачизму и патриархальности как в выборе персонажей, так и в изложении.

Я должен сказать, что при выборе методики написания книги я основывался, скорее, на том, чтобы сконцентрироваться на исследовании и популяризации рассматриваемых тем, чем на людях или супергероях, с этими темами соотносящихся. То есть я не обращал внимания на пол человека или вымышленного персонажа, которых я приводил для обоснования своих теорий воспитания.

К сожалению, в истории философии женщины не играли выдающейся роли, которую они, к счастью, ныне постепенно примеряют к себе и на которую заслуженно притязают. В мире комиксов происходит нечто подобное: исторически большинство супергероев были мужчинами. Среди выбранных мною персонажей была Мэри Шелли и супергероиня Чудо-женщина, но философов и супергероев мужского пола было больше, чем женского. Я ни разу не задумался над проблемой квотирования. К моему удивлению, меня упрекнули в тенденции к мачизму, связанной с бессмертным мифом о патриархате. Тогда-то я и напомнил о заблуждении отрицания, означающем нечто простое, а именно то, что из факта неупоминания или неучета чего-то не следует занятие противоположной позиции. Существуют тысячи причин, по которым что-то может остаться незамеченным или неучтенным, но на основании этих факторов (которых может быть множество) нельзя делать вывод о том, что вы выступаете против этого. Делается необоснованный скачок от отсутствия к отрицанию, при котором запускается механизм «со мной или против меня». На уровне социума такие люди являются самыми бескомпромиссными и опасными.

Любопытно, что во всех нас – в зависимости от обсуждаемой темы – присутствует частица манихейства. Речь может идти о политике, религии, экономике… Иными словами, в отношении многих тем мы являемся толерантными, уступчивыми, гибкими, едва ли признавая чей-то авторитет в этом отношении, потому что не