и я вышел на свет. Сюй Цзян замер, будто увидел призрака. В серых глазах мелькнуло недоумение, а потом узнавание, сменившееся болью от старой раны. И вправду, как медленная река, он неспешно поклонился, приветствуя меня.

– Великий генерал У Вэйшень.

– Наставник Сюй Цзян.

Янь Шэнли замер в недоумении. Его взгляд лихорадочно метался от меня к статуе, а между бровями залегла морщина. Придя к какому-то выводу или найдя сходство, он спешно поклонился и громко отчеканил:

– Ученик Янь Шэнли приветствует великого Бога Войны, генерала У Вэйшеня.

Он с завидным рвением перечислил все титулы, которые можно было бы опустить, выбрав лишь один.

– Я полагаю, что прибытие в наш скромный храм напрямую связано с посланием из Юньхай? – Сюй Цзян говорил мягко, но интонация выдавала недружелюбные нотки.

Значит, Ли Цзиньлун не оповестил их о том, что Янь Шэнли заберу именно я.

– Все верно, наставник. Я пришел забрать вашего ученика. Владыка решил уделить его обучению больше внимания.

Откровенная ложь: Небесному Императору не пристало следить за учениками в Фэнчжихай. Боги тоже не стали бы заниматься столь неблагодарным делом, хотя многим вовсе не помешало бы вспомнить о земной жизни.

– Янь Шэнли, – строго, но все равно ласково сказал Сюй Цзянь, – предупреди шишу[58] и быстрее возвращайся.

Юноша выпрямился и стремительно выбежал из храма. Споткнувшись на ступенях, он перескочил через несколько и чуть не упал, но ему удалось удержаться на одной ноге. Стоило восхититься его ловкостью или удивиться неуклюжести? Это мне еще предстояло узнать.

– Надеюсь, великого Бога Войны не оскорбит необходимость подождать моего глупого ученика?

И вот опять – слова прозвучали вежливо, но были наполнены морозными иглами, больно жалящими кожу. Сколько столетий, сколько перерождений потребуется этому упрямцу, чтобы простить меня?

– Ты почти не изменился, братец Цзян.

От неожиданного обращения Сюй Цзян замер и опустил руки. На его лице отражалось столько эмоций, что казалось, еще немного – и он не выдержит, выплеснув их наружу тайфуном. Но наставник на то и наставник, чтобы не позволять себе терять контроль над сердцем и духом. Сюй Цзян снова спрятал руки в широкие рукава и беззлобно улыбнулся.

– Разве генерал У Вэйшень не должен сегодня находиться в другом месте?

– Братец Цзян, у меня с собой Мао Фэн. – Я потряс мешочком с чаем перед ним, надеясь на его благосклонность. – Не составишь мне компанию, пока мы ожидаем твоего ученика?

Он в сомнении поджал губы и молчаливо воззрился на мешочек. Когда я уже готов был сдаться и убрать его, Сюй Цзян сказал:

– Я бы предпочел насладиться им в храмовом саду. И на вас, генерал У Вэйшень, должны пролиться тысячи лучей удачи, чтобы этот чай оказался достойным нашего с вами разговора.

– Не беспокойся, он достоин нескольких наших бесед.

Сюй Цзян провел меня по тропинке за храм. Храмовый сад, в отличие от моего, продуманного до каждой мелочи и наполненного символами, олицетворял одну из главных добродетелей – скромность. Старательно подстриженные кусты и убранные листья свидетельствовали о бережном уходе и заботе о частичке прошлого. В центре, рядом с небольшой беседкой, находился маленький прудик, огороженный простыми камнями.

– Великому генералу теперь претит такая обстановка? – Сюй Цзян пытался выстроить между нами высокую стену, где кирпичами служили непонимание, пренебрежение, обида и разница в положении.

– Твои выводы поспешны, братец Цзян, наоборот, я ощутил себя маленьким камешком на этой тропе.

– У Вэйшень, которого я знал, никогда не осознавал свою малость в сравнении с миром. Если же Бог Войны познал это, то мое сердце станет чуть спокойнее.

Как и в прошлом, я не всегда мог с легкостью найти ответ на его изречения. Сюй Цзян обладал острым умом, и порой язык его ранил не хуже меча. Однако с каждой встречей он становился чуть более невыносимым, и в том была лишь моя вина.

Влажная после дождя беседка встретила нас пряным запахом сырой древесины и удивительным спокойствием. Выстроенное мной великолепие в Юньхай теперь выглядело не больше, чем способ утешить себя ложными надеждами. Мысли мои снова увязли в сожалениях, а Сюй Цзян принес воды и положил две подушки на скамьи. Я достал свой походный набор с чайной утварью и, поставив маленький чайник на ладонь, вызвал под ним язычки пламени.

– Вижу, огненное сердце не покинуло вас, генерал У Вэйшень, – сказал он так, будто надеялся на обратное.

Много слов вертелось на языке, но ни одно из них не смогло бы разрушить стену и построить мост, поэтому я молча продолжил заваривать чай. Журчание воды в чайнике помогало сосредоточиться и отбросить лишние мысли, оставляя разум холодным. Травянисто-свежий аромат наполнил воздух цветочными нотками, немного согревая столетние льды, возникшие за время нашей дружбы. Только после того, как мы распили по одной пиале, пришло время нарушить затянувшуюся тишину.

– Так что, братец Цзян, чай достоин нашего разговора?

– Вполне. – Он беззвучно поставил пиалу и прямо посмотрел мне в глаза. – Говори.

– Он вырос.

Самая первая и далеко не самая умная мысль.

– Если бы генерал чаще удостаивал моего ученика своим присутствием, его вид не принес бы такого удивления.

– Ты сделал из него дицзы[59]?

Несмотря на то, как Сюй Цзян относился ко мне, он был прекрасным наставником и вполне мог решить сделать Янь Шэнли своим последователем.

– Они все мои ученики, я не склонен выделять одного, пренебрегая другими. – Сюй Цзян раскрыл ладонь и поймал красный листок, сорвавшийся с ветки.

– Его ядро еще не сформировано? Я не почувствовал сильной ци[60].

– Ядро? По-твоему, сколько лет Янь Шэнли и сколько из них он посвятил упорным тренировкам? Он даже не дошел до основ и не встал на путь самосовершенствования[61], – вздохнул Сюй Цзян и провел рукой по лицу, будто пытаясь снять с себя усталость от неприятного разговора. – Что ты хочешь услышать, У Вэйшень? Проявлять заботу, вести праздные беседы, шутить, как раньше, смеяться? Этого не будет никогда. Тебе пора отпустить ее, и лучше бы Янь Шэнли тоже. Он уже не ребенок и не способ потешить твое честолюбие. Ему не нужно бессмертие, как тебе, у него свой путь.

– Ты так говоришь, как будто стать небожителем не всепоглощающее желание каждого здесь.

Пламя во мне вспыхивало, грозя высвободиться, но я не хотел успокаиваться, когда за него решали судьбу, оговоренную много лет назад.

– Твои заблуждения даже смешны, нельзя же Богу Войны так открыто демонстрировать гордыню! Не все стремятся уподобиться Великому из Великих, – криво усмехнулся Сюй Цзян.

– Сказал тот, кто отказался от бессмертия, достигнув