как покачивалась ее пышная грудь. Глаза его сияли – он вспоминал, как немцы прямо на его глазах застрелили женщину с большим бюстом. По скорости его речи я поняла, что он неоднократно рассказывал эту историю, сидя за кофе с приятелями.

Сэм без улыбки посмотрел на меня и пожал плечами. Он снова спросил Стефана о Хене.

Софья на кухне раскатывала домашнюю лапшу. Она что-то крикнула мужу. Может быть, перед нашим приездом она предупредила мужа, чтобы тот не распространялся о Роженеках, но делал вид, что исполнен доброжелательности и готов помочь? Сэм снова задал тот же вопрос. Чтобы понять ответ Стефана, мне не понадобился переводчик:

– Nie wiem. Не знаю.

Глаза у Стефана бегали, а потом он отвернулся. Мне показалось, он жалеет, что вообще заговорил о Хене. За время нашей встречи он не сказал ничего нового, ни мельчайшей детали. По его поведению было ясно, что он знает больше, но у него есть причины не говорить об этом.

Стефан вышел. Как позже сказал мне Сэм, он сказал: «Спроси у Гучи».

– Я спрошу, – ответил Сэм. – Но именно ты рассказал мне о ней.

Почему Стефан не рассказал больше?

Из кухни появилась Софья с тарелками куриного супа со свежей лапшой. Я поднялась, чтобы помочь ей накрыть на стол. На кухне пахло моющими средствами и куриным супом. В глаза мне бросилась большая печь, которую следовало топить углем. Запахи мгновенно вернули меня на бабушкину кухню. Сэм рассказывал, что раньше евреи и поляки никогда не ели в гостях друг у друга из-за кошерных ограничений. Он же не всегда соблюдал правила и порой вместе с отцом преломлял хлеб с неевреями, чтобы закрепить заключенные сделки. Сейчас же мы все четверо смотрели в свои тарелки, потом молча принялись есть. Сэм ждал, что Стефан расскажет еще что-то, но тот молчал.

Доев суп, мы вежливо улыбнулись хозяевам. Сэм поднялся:

– Идем, юная леди. Здесь мы больше ничего не узнаем.

По дороге до нашего отеля в Кракове Сэм не переставал возмущаться из-за поведения своих так называемых друзей. Почему они ему ничего не рассказали? Почему не захотели помочь в поисках Хены? Чего они боятся? Что он будет за что-то мстить? Какая глупость! Он же просто хотел ее найти и поблагодарить тех, кто ее прятал.

За ужином в отеле Сэм был мрачен, а вечером позвонил Стефану и Софье.

– Почему вы так тепло меня приняли, но не сказали правды? Если моя родственница жива, почему вы не хотите, чтобы я ее нашел?

В голосе Сэма звучало явное разочарование. Ответов я не слышала, но, судя по реакции Сэма, ничего нового он не услышал. Сэм сказал, что завтра не приедет.

– Я сыт вами по горло, – сказал он по-польски.

Утром за завтраком Сэм явно успокоился. Он сказал, что Стефан позвонил ему и умолял приехать. Он сказал, что у него есть сюрприз. Я удивилась тому, как Сэм обрадовался – ведь вчера вечером он был мрачнее тучи. Но Сэму хотелось верить в лучшее. Мы сели в машину и покатили к Казимеже-Вельке.

– Может быть, и хорошо, что я разозлился, – гадал Сэм.

Чем ближе мы подъезжали к дому Софьи и Стефана, тем крепче становилась надежда Сэма. Может быть, сегодня все и случится. Может быть, Стефан нашел Хену, и Сэм, наконец, сможет обнять свою давно потерянную кузину.

* * *

Иссиня-зеленая рожь поблескивала на октябрьском солнце. Прокатная машина катила по польской глубинке. Я сидела на заднем сиденье рядом с Софьей. Софья надела новый американский твидовый костюм. Губы ее были сжаты в напряженной улыбке. Машину вел Сэм, а Стефан что-то быстро ему говорил.

Мы проехали указатель на хутор Хрущина-Велька. Сэм сказал мне по-английски:

– Мы совсем рядом с Загоржице.

Я поняла, что мы приближаемся к тому месту, где в годы войны прятались Роженеки.

Настроение Стефана и Софьи меня совсем запутало. Встретили нас очень приветливо, на что и надеялся Сэм, но потом Стефан снова начал юлить. Нас напоили кофе с домашним яблочным штруделем. Сэм снова начал раздражаться. Он прямо спросил у Стефана, зачем тот нас позвал, если не хочет ничего сказать. Стефан поднял руки и сказал:

– Ладно-ладно, у меня для вас кое-что есть. Мы знаем, у кого ваш обеденный стол. Хотите его увидеть?

Я не поняла, как стол связан с поисками родственницы.

Мы остановились на обочине перед большим двором. Кирпичный дом был окружен полями. Дом располагался довольно далеко от дороги.

Рядом с дорогой я увидела серую постройку без окон.

– Это мельница, – пояснил мне Сэм по-английски. – По субботам мы приходили сюда к родственницам. Семья моей матери владела землями в этой местности.

Из мельницы вышел приземистый мужчина в пыльной рабочей одежде. Он смотрел на нас сквозь очки с толстыми стеклами. Стефан вылез из машины и пошел к нему. Он приобнял мужчину за плечи и развернул его к нам спиной – наверное, чтобы мы не услышали их разговора и не увидели выражения лица того человека. Они совещались несколько минут. В конце концов Софья вышла из машины, подошла к ним и заговорила дружелюбным тоном. Переговоры продолжались. Софья осторожно поглядывала на нас, словно мы представляли какую-то угрозу. Мужчина с мельницы продолжал подозрительно щуриться на нашу машину.

– Что происходит, Сэм?

– Не знаю, детка. Похоже, какие-то серьезные переговоры. Нам нужно вести себя дипломатично.

Софья вернулась к машине. Светлые голубые глаза ее сияли. Стефан помахал нам рукой, чтобы мы подошли.

– Ну что, юная леди, – повернулся ко мне Сэм, – нас приглашают в дом.

Мы пошли по длинной дорожке. Сэм представился хозяину и представил меня. Хозяина звали Максвелл Майдецкий. Тот кивнул и вежливо улыбнулся, словно оказывая нам большую услугу.

Софья и Стефан настороженно смотрели на него, словно ожидая, что тот в последнюю минуту передумает. Но Майдецкий пригласил нас войти. Маленький бурый щенок заскулил и залаял, крутясь вокруг наших ног. Мы поднялись по бетонным ступеням. Софья провела нас по темному коридору в большую комнату с окнами в пол. В комнате стояли пять старых телевизоров в темных деревянных шкафах. Из окон открывался вид на густой лес и поля.

Софья по-хозяйски принялась снимать посуду с большого стола, а потом сдернула пластиковую скатерть. Она что-то произнесла, и я с надеждой посмотрела на Сэма.

– Она говорит: «Вы можете посмотреть на стол, но не забрать», – перевел он.

– А почему?.. – спросила я по-английски, не ожидая ответа.

Сняв полиэстеровую кружевную скатерть, Софья широко улыбнулась и сказала:

– Proszę bardzo. Пожалуйста!

Сэм, нахмурившись, стоял